– Завтра твой последний день на флоте, а ты переживаешь, что так и не успел красиво помереть? – невесело усмехнулся Рудой. – Извини, но я тебе не верю. Сколько лет мы с тобой знакомы? Ты никогда не вел себя опрометчиво или необдуманно. Все твои военные подвиги – вопреки смерти, а не ради нее. Поэтому ты можешь говорить что угодно, но я вижу совсем другое.

Алексей остановился напротив Акиямы.

– Ты просто боишься перемен, – с несвойственной серъезностью произнес Рудой. – Ты боишься, что не сможешь влиться в гражданский быт, не сможешь реализовать себя, быть полезным. Я все это знаю и понимаю, потому что сам этого до чертиков боюсь. Нас же создавали для службы, мы больше ничего не умеем.

Кимура отвел взгляд, ощущая на лице тяжесть горьких морщин.

Но старый друг еще не закончил.

– Я скажу тебе то же, что сказала мне моя жена, – Алексей шумно опустился обратно в кресло. – «Алеша», сказала она, «Хватит покупать яблоки в одном и том же магазине. В другом они могут быть вкуснее».

– Ника – мудрая женщина.

– Ну так! Жена офицера. Она знает, что нельзя давать мне хандрить. У нас, у русских, это всегда заканчивается черной меланхолией.

Рудой перехватил взгляд товарища, невольно брошенный на голокарточку в изголовье кровати, с которой улыбалась миниатюрная женщина в полевой форме военного медика с нашивкой «Агата Кимура» на груди. В углу карточки, на черной полоске, бледно светились даты жизни.

– А я тебе вот так перефразирую, для большей доходчивости, – громким голосом привлек к себе внимание Алексей. – Если всю жизнь смотреть на слона сзади, то можно решить, что слон – это такая большая задница.

Кимура не выдержав, хмыкнул.

– Алексей, иносказательность – не твой конек.

– Ну, ты то понял? Я это к чему – не относись к своей отставке как к концу света. Это просто очередной этап, очередной вызов, который нужно принять.

– Я обязательно обдумаю эту мысль.

– К тому же, – Рудой посчитал, что душеспасительная беседа закончена, расслабился в кресле, покачивая ногой. – Ты очень удачно сваливаешь. Что-то нехорошее затевается в нашем королевстве.

– Ты тоже разговаривал с Гюставом?

– С Гюставом Бернаром? Нет, давно его не видел. Как он?

– У него все хорошо, – Кимура пригладил короткий ежик прически. – Он будет председательствовать на коллегии.

– Отрадно. Пусть лучше тебя в отставку проводит старый боевой товарищ, чем безликая штабная крыса. Так и что он сказал?

– Что начались очень активные передвижки в генеральном штабе. Месяц назад тихо сместили вице-адмирала Кроса. Вместе с ним ушли и замы, Роднянский и Ли. Говорят, что открыт вопрос об отставке адмирала Эклунда. Вроде бы на его место прочат командующего одной из пограничных группировок. Все пытаются понять с чем связаны такие перестановки.

– Тоже мне новость, – фыркнул в усы Алексей. – А то, что флотилии расформировывают, а опытных офицеров, типа нас с тобой, заставляют заниматься всякой хренью – это ничего?

– Реформа Галахара.

– К черту такие реформы, – с жаром отрезал Рудой, чуть не расплескав коньяк. – У Империи что, врагов убавилось? Границы меньше стали? Пропала нужда в верных и опытных солдатах? А эти реформы, переподчинение, укрупнение и ротации… Чушь собачья.

– Не заводись.

– Да я спокоен. Но у меня создается ощущение, что кто-то методично убирает с дороги тех, кто когда-то присягал лично Императору, а не этим проституткам из сената. Не удивлюсь, если новый адмирал – лобби какого-нибудь политикана.

Алексей шумно выдохнул, в один глоток допил из бокала. Скривился, проговорил:

– Я же тебе главную шутку дня не рассказал. Меня отсылают.

– Куда? – искренне удивился Кимура.

– За Серебряный пояс, астероиды охранять. Знаешь с какой формулировкой? «За невыполнение задачи особой важности». Это типа за то, что мы с тобой того ублюдка в Альфа-Эрсо упустили. То есть понимаешь, да? Тот придурок с целой планетой невесть как исчез, а виноваты в том мы. Нет, дружище, я тебе говорю, что-то тут нечисто. Уж очень за нашего брата крепко взялись, словно только повод нужен. Давят первых, Старую Гвардию. Подчищают место для более сговорчивых.

Акияма промолчал. Он думал также, как и его друг, но что толку это сейчас обсуждать?

– Ладно, – махнул рукой Рудой, вновь наполнил бокалы и попытался навесить на лицо беззаботную улыбку. – Черт с ними, с этими дрязгами мелочными. Не хватало еще на старости лет ввязаться во всю эту гниль. Мы свой срок с честью остояли, пусть теперь молодняк рубится.

Он тряхнул головой, помогая себе переключиться, поднял глаза на друга.

– А ты пообещай мне только одно, – Алексей стал максимально серъезным. – Пообещай, что не будешь пороть горячку с этими своими традициями, ладно? А то меня рядом не будет, а тебя, дурака старого, некому будет контролировать. У меня и без того друзей мало, чтобы терять их вот таким глупым способом. А потом я выйду в оставку и махнем куда-нибудь на яхтах, да чтобы с угаром и фейерверками. Ну, договорились?

Он поднял бокал в салюте и Кимура поддержал его.

– Давай, за нас. За Гвардию! За светлое будущее, мать его, – поднялся Рудой. – Всегда легенда!

Акияма выпил молча. Он не любил дарить пустые надежды.

* * *

Жесткий воротник парадного мундира Старой Гвардии сдавливал шею тисками, но Акияма не замечал этого. Он изредка ловил свое отражение в мраморной Стене Героев – вытянувшаяся по стойке «смирно» белая фигура за рядами выбитых в камне имен погибших пилотов.

Крайне символично.

Напротив Кимуры, под раскинувшим крылья гербом Императорского Космического Флота, восседала так называемая «ветеранская» коллегия Штаба.

В центре – широкоплечая фигура заместителя командующего корпусом Гюстава Бернара. Старый друг и соратник. Его лицо непроницаемо, на Акияму старается не смотреть. Вместо разноцветной орденской планки – жетон Старой Гвардии, тот самый, одноцветный, уже тусклый, с номером и сомкнувшимся на лезвии меча кулаком.

Такой же висел у Кимуры дома.

По правую руку от Бернара – адъютант командующего по личному составу. Его имени Акияма не помнил и они вряд ли раньше вообще встречались. Штабист не скрываясь разглядывал застывшего в центре зала офицера, но на его лице читалась откровенная скука.

Слева от командующего, навалившись грудью на столешницу и всячески изображая заинтересованность, сидел еще один участник мероприятия, чужой в этой компании – молодой человек лет двадцати пяти, ухоженный и лощенный, в идеально сидящем костюме. Очень правильные черты лица, подбородок с ямочкой и пронзительный взгляд голубых глаз. Должно быть, парень не испытывал проблем с женщинами. Гюстав представил его как помощника сенатора Савельева, который как раз прибыл с инспекцией в сектор. Имени самого парня Акияма не стал запоминать – вряд ли пригодится.