– До пятнадцати тысяч. Эээ… скорее меньше… на одну-две тысячи.

– И тысяч пятьдесят легкой конницы?

– Если не шестьдесят.

Богдан помолчал, накручивая собственный ус на палец, уйдя в свои мысли. Вынырнув из них, остро глянул в глаза собеседника.

– Много это, Петр. Слишком много. Если сила на силу идти, одолеть-то мы одолеем, но сами кровью изойдем.

– Так зимой сколько об этом говорено… кому, как не тебе, их побить и без войска при этом не остаться?

– Пеших, не обозной челяди, а наемников, сколько?

– Тоже много. Набор еще идет, так и не скажу точно. Десятки тысяч. Большая часть, правда, как раз из хлопов, как у нас. Даже хуже, потому что без боевого опыта.

– Пушки, ружья, порох?

– Пушек будет много, с сотню, наверное. Одно утешение – наши орудия куда легче и лучше. И длинноствольных пушек они с собой не взяли. Посчитали слишком тяжелыми. Ружей им хватит, нарезных, правда, немного, но есть. Пули, к сожалению, они уже такие же, как у нас, льют, я уже тебе говорил. Залупы и грибы. Зато разрывных снарядов у них нет. Хотя есть надежда, что многие из гладкоствольных ружей старыми шариками стрелять будут. Пороху и свинца им хватит.

– Командует по-прежнему король?

– Да. Гетманов, что коронного, что польного, уж очень неудалых поляки выбрали. Вояки из них… – Свитка довольно оскалился, – как из дерьма пуля. Да еще оба… как же Аркадий говорил… ж… ж…

– Жабы? – удивленно поднял бровь Хмельницкий.

– Не… о! Жлобы! У них головы не войной заняты, а мыслями о поместьях на русских землях, как бы себе побольше отхватить. Тебе, да и другим нашим атаманам они не соперники.

– Будешь и дальше против Владислава шляхту настраивать?

– Да шляхтичи уже и без нас с этим справятся. – Свитка налил себе еще раз в кружку молока, выпил, вытер усы и, хитро глянув на собеседника, продолжил: – На севере вот-вот рокош начнут против короля. Уж очень многие за вольности шляхетские там переживают. В нашей поддержке они не нуждаются. А что, если среди малопольской шляхты начать работу в поддержку Владислава?

Гетман не стал скрывать удивления этим предложением.

– Хм… помогать королю… а не опасно ли это? Не дай Бог, усядется покрепче на троне и покажет нам, где раки зимуют.

– Так я же не сказал, что среди всех шляхтичей. Среди малопольских только. Если всю их землю разорим, можно будет их обиду и злость на северную шляхту направить. Правда… самый уважаемый среди защитников вольностей, Станислав Любомирский, живет в Кракове.

Богдан повертел в руках трубку, но раскуривать ее еще раз не стал:

– Не знаю, не знаю… можно так себе на голову большие беды накликать. С другой стороны, чем больше среди поляков усобиц, тем лучше нам.

– Может, еще среди обозников пустить слухи, что отринувшие святую католическую мать-церковь кальвинисты и ариане предают Польшу в своих интересах? А схизматики, мол, пришли в королевскую армию, чтоб вредить ей? Там ведь немало некатоликов. Если привести в пример Луцк, мол, крепость из крепостей, а без боя сдана схизматикам.

– Жидов обвинить не удобнее будет?

– А смысл? Их в войске немного. Да и после двух-трех показательных вырезаний упрямых города нам будут сдаваться без боя. А жиды нам в другом месте пригодиться могут…

Накануне (совсем не по Тургеневу)

Люблинское воеводство Речи Посполитой, июль 1639 года от Р. Х.

Место будущего сражения выбрали поляки. Широкий, гладкий, без ям и рытвин луг на левом берегу Вислы. При этом учитывалось множество факторов. Поле было ровным, ведь кавалерии, главной ударной силе армии Речи Посполитой, колдобины и буераки противопоказаны. Оно было достаточно, но не излишне широким. Приходилось считаться с тем, что собственное войско очень велико, для разворачивания его необходимо пространство, но у противника-то воинов еще больше. Возможность охвата врагом ограничивали с одной стороны густой лес, а с другой – ручей, бежавший по неглубокому, однако непроходимому для конников оврагу. В тылу построенного поляками укрепленного лагеря несла свои воды Висла, снабжая водой и обеспечивая безопасность от глубокого обхода. А вот огромному, с сотнями тысяч коней вражескому войску воды ручья не могло хватить никак. Его даже не стали заваливать трупами скотины.

Выбор получился символическим. В прошлом году кварцяное войско Речи Посполитой потерпело сокрушительное поражение от восставших против своего государя казаков на берегу русской реки – Днепра. В этом поляки собирались взять не менее убедительный реванш на берегах великой польской реки – Вислы.

Правда, символизм получился, откровенно говоря, натужный. Широко известные первоначальные планы предусматривали разгром врага на его территории, в степи. Но шляхетские вольности… благородные люди считали, что имеют право явиться на войну тогда, когда сами захотят. А что король вопиет и призывает, так он всего лишь первый среди равных.

Владиславу оставалось про себя радоваться тому, что враги не воспользовались неготовностью поляков и не явились под стены Варшавы еще в апреле. Пусть задержку оплачивали свободой, имуществом, а то и жизнями сторонники законной власти в русских воеводствах, зато польская шляхта получила дополнительный шанс исполнить свой долг.

«Пся крев! Не очень-то они спешат на защиту Ойчизны. У меня уже с закупкой продовольствия для коронного войска трудности возникли, уж очень вздорожало оно. Если бы не срочные займы у жидов Варшавы и Кракова, уже две недели кормить наемников нечем было бы. Правда, проценты заломили за кредиты немилосердные, жиды, они и есть – жиды. Проклятое племя. Но полезное, ободрали как липку, однако выручили. Дева Мария, почему же цвет этой земли, благородное сословие, относится к Польше хуже, чем инородцы-ростовщики?!»

Осознав, что дальнейшая затяжка с походом ему не по карману, король посоветовался с гетманами, и они решили, что больше ждать не стоит. Войско медленно потащилось навстречу своей судьбе. Потащилось потому, что передвижение воловьих упряжек, в обозе многочисленных, назвать по-иному сложно. К тому же возы и телеги регулярно ломались, стопоря при этом движение большого числа других транспортных средств. С каким бы удовольствием Владислав сократил обоз раз в пять! Или даже в десять… но об этом оставалось только мечтать. Причем не вслух, а про себя. Шляхтичи, не говоря уже о магнатах, подобные мечты вполне могли встретить в сабли. И не иносказательные, а самые что ни на есть натуральные, многие из них – король об этом знал – уже искали повод для рокоша. То, что на Ойчизну надвигалась огромная вражеская армия, их не смущало ни в малейшей степени.

– Казаки? Дикари? Ну и что ж? Они никак не могут отменить моих неотъемлемых прав на рокош! – так или похоже ответили бы паны, как отвечали они в нашей истории, поднимая бунты во время вражеских вторжений в страну.

Владислав имел сведения о настроениях немалой части благородного сословия и прилагал титанические усилия по предотвращению рокоша. Пока только благодаря поддержке клира католической церкви ему это удавалось.