Подскакав довольно близко к валам польского лагеря, враги сделали по несколько выстрелов каждый по нему из луков навесом через вал с частоколом, убив и ранив еще с десяток человек. После чего, подобрав трех или четырех своих, попавших под пули ответной стрельбы, весьма недружной, нечастой и неточной, поскакали прочь. Король и гетманы узнали о причинах возникшей вдруг замятни уже после того, как вражеские всадники убрались прочь.

Требования о немедленной погоне, зазвучавшие вскоре, командование сочло неразумными. Уж что-что, а тактический прием кочевников заманивания в засаду притворным бегством полякам был известен хорошо.

Вскоре, подтверждая мудрость командования, на поле сразу по двум дорогам стали выезжать боевые возы. Казаки, не тратя времени зря, тут же выстраивали их в табор, скрепляли колеса цепями и окапывались. На глазах занявших вал наблюдателей будто волшебным образом выросла крепость. Неказистая, с неглубоким рвом и вроде бы смехотворно низкими стенами-возами, но уж поляки-то знали, сколько крови надо пролить, чтобы ею овладеть. Причем это произошло так быстро, что, пожалуй, даже знаменитые гусары не имели ни малейшего шанса успеть этому помешать. Возы составили заведомо до того момента, как они могли надеть доспехи, взнуздать коней, выехать в поле и, построившись, атаковать. Да и не отдавал никто такого приказа – атаковать. Командование в очередной раз занялось говорильней.

Между тем польский лагерь немедленно забурлил, кто-то спешил к частоколу на валу для отражения возможного штурма, кто-то – таких было как бы не больше – бестолково метался. И сразу здесь поползли самые дикие, но почему-то передаваемые как достоверные слухи. Об иноземцах, предавших поляков за казацкие деньги и пропустивших врагов для внезапного нападения, о страшных колдунах-характерниках, сумевших сделать войска невидимыми на марше…

* * *

От неразрешимых проблем голова раскалывалась не только у Владислава IV Вазы, их и гетману Богдану Хмельницкому хватало. Очень долго пришлось ждать союзников с востока. Черкесы зачастую добирались через горные перевалы, а они освобождались от снега порой к маю. К тому же из-за вражды некоторым приходилось идти окольными путями, делая большой крюк, обходя земли своих кровников. Калмыки же не могли идти в поход до высыхания травы в степи. Уж очень велик был шанс на набег враждебных казахских или узбекских племен. Дождавшись суши, калмыки выжгли степь на несколько переходов к юго-востоку от своих кочевий, гарантируя таким образом свои семьи от пленения и рабства. Только после этого сыновья Хо-Урлюка смогли двинуть воинов на запад.

Уже почти год, как, разбив армию Николая Потоцкого, казаки хозяйничали на Малой Руси, а множество городов на ее западе по-прежнему контролировались врагами. Волынь, в немалой степени благодаря чудотворцу Срачкоробу, очистить от них удалось, падение Луцка надломило там решимость держаться во что бы то ни стало, не сдаваясь. Но в Галиции, к сожалению, никакой реакции на очередное «чудо» Срачкороба не последовало. Замостье, Львов, Галич и многие другие города продолжали надеяться на приход королевского войска и подчиняться самозваному гетману не собирались. Можно, конечно, было собрать несметные толпы хлопов и задавить защитников твердынь числом. Натерпевшиеся от панов и арендаторов, те с радостью пошли бы на штурмы ненавистных обиталищ своих мучителей. Но в таком случае остались бы на Малой Руси одни руины вместо городов. А править только хлопами и казаками Богдану не хотелось.

Да что там города Галиции, стоявшие вдали от удобных дорог в Польшу! Холм, построенный несколько западнее Луцка еще Данилой Галицким, также сдаваться не собирался, а располагался он не так уж далеко от путей снабжения пошедшей на запад армии союзников. Пришлось Богдану выделить несколько сотен всадников для постоянных тревожащих набегов на окрестности города. Чтоб паны сидели за стенами, не думая из-за них и носа казать.

Естественно, пройдя южнее Люблина, игнорировать немалый гарнизон Хмель не решился и под его стены выслал пару тысяч калмыков. Помешать выходу из города большого войска, собранного наследником Вишневецких, женившимся на сестре Яремы Анне, Зигмундом Фирлеем, они не смогли, тот легко пробился к армии Владислава. Зато оставшиеся в городе о вылазках за стены и помыслить не могли, как и о пополнении запасов продовольствия. Судьба города таким образом решалась в главном сражении. Победи король – горожанам бояться ничего не приходилось, победа же Хмельницкого обрекала Люблин на быструю сдачу. Как и многие другие города востока и юга Польши.

Казалось бы, что значат две с половиной тысячи человек для большой армии? Однако… Богдан перед решающей битвой стал испытывать тревогу и неуверенность. Когда готовился к войне, строил планы, заботился о снабжении войск, было не до этого. А когда войска сблизились, выяснилось, что и у него есть нервы. Окружающим старался этого не показывать, но сомнения в победе слепили в его душе настоящее осиное гнездо. Тревожило и недостаточное, как казалось гетману, преимущество в численности войск и артиллерии. Менее чем двойное. Вдвое меньше, чем обещали, по их словам, привели всадников калмыки – отговорились уходом немалого числа воинов с Хо-Урлюком. Заметно недобрали до зимних обещаний донцы. Татаринов извинялся, у него и своих трудностей хватало, оставалось радоваться и такой, совсем немалой добавке бойцов. Разве что молдаване и черкесы утешили, явились даже в чуть большем числе, чем ожидалось. Беспокоило то, что значительная часть казаков и гетманских солдат имела слишком маленький опыт боевых действий, хотя в результате многочисленных штурмов собственных городов не бояться свиста пуль многие научились.

«Но… все же, атаки на плохо вооруженных и не умеющих толком обращаться с оружием горожан не сравнить с участием в большом сражении с сильной армией. Одно дело резать униатов и жидов, имея десятикратное преимущество, и совсем другое – драться с воюющими бог знает сколько лет немецкими наемниками. Хотя… все решится в сражении всадников. А на затворившихся по замкам и городам поляков и таких казаков должно хватить».

Благодаря блестящей работе разведки Хмельницкий прекрасно знал, где окопалось польское войско. И о проблемах с водой при расположении напротив также был осведомлен. Вполне мог переправиться через Вислу в другом месте и двинуться на Краков или Варшаву, никуда поляки не делись, бросились бы за ним. Но уничтожить всю вражескую армию в одном месте куда выгоднее. Поляков на тот момент жило втрое, если не вчетверо больше, чем русинов, да и ресурсы Европы для них были куда доступнее. Следовательно, ставка на одно решающее сражение с как можно большим войском имела смысл. В отсутствие ярких полководцев, сгинувших в прошлом году на берегу Днепра, был шанс врагов именно уничтожить, а не просто разбить. Ведь они скопировали тактику Татаринова, командовавшего казаками в прошлом году, – прижались к пусть и помогающей при обороне, но крайне неудобной для бегства преграде.

Те же разведчики помогли решить водную проблему. В верстах пяти-шести от будущего поля битвы, уже в тылу союзного войска, была небольшая речка, впадавшая в Вислу ниже по течению. Обсудив с атаманами ситуацию, пришли к выводу, что в построенном в отдалении от поляков таборе будет нести дежурство половина пехоты и вся артиллерия. Утром пехотинцев сменят их товарищи, пушкарям привезут попить-поесть, а конница станет на флангах, ей ежедневные переходы на пять-шесть верст не будут в тягость. Держать ее ночью в безводном месте нет необходимости, атаковать на конях в темноте – безумие, ведь и на самом ровном месте легко возвести смертоносные для четвероногих ловушки. В случае начала битвы отдыхающие у воды бойцы могли подойти в течение максимум двух часов.