Ира смотрела на веселящуюся Курбанову и пыталась представить, как бы поступила сама? Предположим, Саша существует, у них нормальные отношения – еще в сентябре они познакомились. И вот сейчас она получает от Кати фотографии, где он обнимается с черноволосой. Что тогда? Уйти без слов и слез? А если он появится на пороге и скажет: «Я вернулся»?

Голова пылала. Все это были какие-то странные искусственные схемы, которые никак нельзя было приложить к жизни. Ведь жизнь, это живое. У каждого своя история. Саша не Щукин, он все объяснит, будет длинный хороший разговор, после которого придет ясность. А не этот балаган, что сейчас происходит в классе.

Рядом вздыхала Ходасян.

– Тебя бросали когда-нибудь? – Говорить было не с кем, только Аня.

– Конечно.

Не верилось, что у маленькой Ходасян были такие сильные влюбленности, что это хрупкое личико искажалось ненавистью или болью.

– И что? Все так похожи друг на друга?

Ничего подобного! Разве ее чувства могут совпадать с эмоциями Курбановой или Сергеенко? Разве они способны ощущать то же самое, что и она? У нее же такая необычная история!

– Ну… как-то да, – протянула Аня. – Самое клевое – это начало отношений. Когда ухаживают, когда слова говорят. Потом уже не так интересно. Ну, встречаетесь, ну, в кино ходите. Ну, на дискотеку. Целоваться они все равно не умеют. Ходишь, ходишь с ними, обнявшись, а потом надоедает.

– Много было похожего?

Ира смотрела на Ленку. Но ведь она, Ира Лисова, не такая. Когда она встретит того, кого сейчас так ждет, у них будут совсем другие отношения. Не такие, как у Кати с Никотином, и тем более не как у Курбановой с Лешкой. Вранье, что первая любовь неудачная. Если так думать, то она и будет вне удачи, как вне зоны действия сети.

Щукин склонился к Ленке, что-то сказал. Она довольно зажмурилась, кивнула. Неужели он подарит ей бабочек? Чтобы все было так, как уже однажды у кого-то случилось. Как видели в кино, прочитали в книге.

Аня рассказывала про своих приятелей. Георгий, Герман, Владимир, Акоп. Она неслась по жизни и по своим историям, не задерживаясь, радуясь внезапному слушателю.

После школы Ира решила сходить к Кате. Надо было понять, что с выходными. Может, какие новости от Митьки. Жив ли? А то со своей нервозностью может и глупостей натворить. Тоже ведь сюжет! Такое и не придумаешь. Нет, придумаешь. «Гранатовый браслет». Все уже было. Он ее любил много лет, подарил браслет, она отказалась взять, он застрелился. Вот понаписали, романисты!

– Ира!

Чуть не споткнулась. Разве можно так пугать?

Никодим Полуэктович стоял на детской площадке около Катиного дома. Он в школу ходит или вообще забил на нее?

– Слушай, – начала злиться. – Ты уверен, что я похожа на голубя мира?

– Ты же к ней идешь? – Руки держит в карманах. – Передай записку.

– Посылай по почте.

– Ну, чтобы было точно.

– Точно только в аптеке.

Посмотрела на его несчастное лицо. Должно было стать жалко, но не получалось. Сам виноват. Как будто сразу не было понятно, что Катя это Катя, что здесь ничего не сделаешь, хоть вприсядку иди, хоть гопак пляши. Она будет ломаться и выделываться всю жизнь. Без отдыха.

Стоит, смотрит. Ладно, поговорим:

– Ты едешь с нами?

– Я уже сегодня буду в Тучково. Это рядом.

Катя, это, конечно, фигура. Стихийное явление природы, от которого не спрятаться, не убежать. И даже Луна это еще не так далеко, все равно притянет. Надо дальше. На Марс или Сатурн.

– А ты здесь, чего, весь день сидишь, что ли?

– Она сотовый выключила. И дверь не открывает.

– Звони на домашний.

– Трубки бросает.

– Я могла и не прийти.

– Кто-нибудь пришел бы.

– Ты совсем не учишься?

– Учусь. В институте. У нас сегодня практика.

В институте? Это сколько ему лет, что такая мелюзга, как Катя, заставляет его вокруг ее дома плясать?

– Из-за чего вы поссорились?

Никита молчал. Смотрел на Иру и молчал. Игра называется: «Догадайся сама». С Катей можно поссориться по любому поводу.

– Давай свою записку.

Лист бумаги, сложенный вчетверо. Сунула в карман джинсов.

Почтальон Печкин, не меньше, пора требовать суточные и прогонные.

Никодим не уходил, словно решал, стоит ли ей передать еще с десяток писем, потом еще десяток. И еще сотню. Интернет у Сергеенко не работает, что ли? Хотя у нее может и не работать. А если и работает, то ничего не принимает, никакую почту. А в социальных сетях она не зарегистрирована, только ЖЖ ведет, и то раз в месяц.

– Как вчера праздник прошел? – спросил Ник.

– Весело. – В вопросе чувствовался подвох, но Ира не могла понять, что пытаются у нее выспросить. Или Никодим решил сцену ревности устроить? Про бабочек-то все в округе уже знают. – Заготовку насекомых на лето делали. Весной приходи на компот.

– Знаешь… – Никодим пошел следом. Этого только не хватает! Сейчас начнутся слезные признания и просьбы склеить развалившуюся любовь.

– И знать не хочу!

– Почему ты общаешься с Катей?

– Почему ты ее любишь? – Вопрос жестокий, но с занудами только так поступают.

– Она особенная.

– И я потому же.

Ира хотела спрятаться в подъезде, но дверь скакнула навстречу, чуть не наградив хорошим шишаком. Вовремя подставила руку. Кисть зазвенела от боли.

Из дома выкатился огненно-рыжий парень в очках.

– Извините, – крикнул он, убегая.

– Щаз, – прошипела Ира. Боль была адская. Надо у Кати лед к запястью приложить, а то все походы тут же отменятся.

– Погоди! – крикнул ей в спину Никодим. – Я чего хотел сказать-то!

– Потом! – Дверь сильно распахнулась, завалившись к стене. Ира тянула ее на себя, но она за что-то зацепилась. Как нарочно.

– Понимаешь, вчера…

Он что, с дверью договор заключил?

– Завтра скажешь! – Железо неприятно цапнуло по асфальту.

– Ты не жди…

– Да я уже ничего не жду! – выпалила Ира, захлопывая дверь подъезда.

Вот привязался! Если она чего и ждет, так это чтобы Ник поскорее растворился в тумане.

Катя открыла сразу же, не успела Ира коснуться звонка.

– Никиту видела?

– Стоит около окна верным стражем.

– Разговаривала?

– Рыдает, просил передать свое сердце и записку. – Ира похлопала себя по карманам. Этот Никодим совсем ее с толку сбил своими попытками задушевной беседы.