Включила телевизор.

Пять часов взметнулись и отправились в небытие. Никто не появлялся. Ира сидела на диване, глядя в окно. Неожиданно стало все равно. До девяти она будет одна.

В писк домофона сначала не поверила. Показалось, спит, и ей теперь грезится то, что так хочется. Что пришли друзья. Что шумно и весело. Что…

Вылетела в прихожую.

– Да!

– Гостей ждешь? – промурлыкала Ленка.

Жаль, в домофоне нет экрана. Ира так ясно представила довольную физиономию Курбановой, что захотела увидеть все это вживую. Как стоит в подъезде, как открывает дверь.

Вслед за Ленкой в квартиру шагнул Щукин. Он, как всегда, являл вид безучастия. Ленка была сама энергия!

– О! Мы первые! – ворковала она, передавая коробочку с дешевой туалетной водой.

Увидев бабочек, завизжала. Насекомые от ее крика дрогнули и сорвались со своих мест.

– Это тебе подарили? – завопила Ленка и замахала руками, пытаясь кого-нибудь поймать. – Круто!!! – орала она, протягивая руки к мельтешащим под потолком бабочкам. – Какая красота! Щукин, подари мне такое же!

– Всем хочется повторений, – сухо прокомментировал Лешка. – Чтобы было так же, но с перламутровыми пуговицами.

– Черт, это же столько денег! – носилась по комнате Ленка.

– Мир состоит из повторов, ремейков и релизов. Онтогенез повторяет филогенез. Все уже было.

– Вы что, опять вместе? – Щукина жалко. Это наверняка была не его идея.

– Земля круглая, – уклончиво ответил Лешка и странно на нее посмотрел. Во взгляде проскочила какая-то эмоция. Желание, чтобы поняли, участие? Но разобраться Ира не успела. Затрезвонил домофон. Пришла Ходасян. Увидев бабочек, молча застыла на пороге.

Митька появился незаметно – дверь гостеприимно была распахнута. Курбанова все еще прыгала по комнате, взвизгивала, когда утомленная бабочка падала ей на голову. Морфо стойко переносила этот гвалт, устроившись на люстре. За долгий день она смогла переползти туда со шторы по потолку. Интересно, что ей напоминали пыльные плафоны? Тропические цветы, которые она никогда не видела?

– Минус один, – сообщила Ира Митьке. – Остальные все живы.

Парщиков мрачно оглядел свое хозяйство, словно в уме высчитывал убытки.

– Когда заберешь?

Ира боялась, что свои права на бабочек Митька предъявит прямо сейчас, что не вовремя начнет бить двенадцать и карета слишком рано превратится в тыкву. Хорошо бы он не вспоминал, что бабочки для его мамы. Праздник ведь сегодня у Иры.

– Не торопись, пускай летают, – по-царски разрешил Парщиков.

– Пускай попьют человеческой кровушки, – мрачно хмыкнул Лешка. – Бабочки любят кровь девственниц.

– Это если они девственницы, – поддакнул Митька. Вопрос физической чистоты одноклассниц его волновал особо.

Ленка снова завизжала, сбрасывая с руки Александрию. Та рухнула на пол, чуть не пойдя путем Морфо.

– Кажется, пора жрать, – Щукин не менялся, был все так же приземлен.

– Сергеенко еще нет, – напомнила Ира.

Катя опаздывала. Всегда и везде. Ждать не имело смысла. Никто этого делать и не собирался.

– А можно, я с бабочкой пойду? – не унималась Ленка.

– К лету окуклишься, – не преминул вставить слово Лешка.

Гости потянулись в большую комнату.

В их классе установилось негласное правило – на праздники ходили есть. Это главное. Ну а потом уже потусить. Первое, что завтра спросят, чем кормили. Ира к этому была готова. Она заказала пиццу, купила две курицы-гриль, сварила картошку, красиво разложила салаты. В холодильнике томился дорогой торт. Без выкрутасов, конечно, без черной икры, креветок и лобстеров. Но если надо было наесться – добро пожаловать.

– Имаго – взрослая стадия насекомых и некоторых других членистоногих, имеющих сложный жизненный цикл, – Митька кривил губы, наблюдая, как Ленка сажает на кисть черного Эльфа. – У тебя есть все шансы вырасти.

Ленка осторожно подошла к столу, боясь потревожить спутницу. Рядом с природной красотой и сама Курбанова вновь стала красивой. Как в детстве. Как в первом классе. Когда еще не было всех этих ужимок, ухмылок и перекошенных физиономий.

Ходасян уже сидела за столом. Аня все умела делать быстро и бесшумно. У нее была большая семья, одних старших сестер три штуки, вот где нельзя было зевать. Щукин бухнулся рядом и стал накладывать себе салаты. Лена осторожно присела на край стула, не сводя глаз с чернокрылой красавицы. Зрачок чуть съехал к переносице. Вид при этом у нее получился глупый.

Ира пошла за шампанским. Парщиков исчез. Его не было среди бабочек, он не зависал около холодильника. И в туалете тихо. Ира прислушалась к шуму на лестничной клетке. Сердце нехорошо постукивало. Неужели Катя и правда приведет Сашу? Как не хочется!

Сначала она услышала недовольный мявк, потом что-то зашуршало по паркету. От волнения чуть не уронила бутылку, зацепившись за дверцу холодильника.

В прихожей стояла Катя. Даже ради дня рождения подруги она не стала наряжаться – джинсы, свитер, куртка, кроссовки. На коврике около ее ног вертится Цуцка, рвется с поводка, хочет в комнату. Ей тоже понравились бабочки?

– Ты одна? – запотевшая бутылка все еще норовит выскользнуть из руки.

Около лифта послышалось движение, хлопнула дверь между тамбуром и лестничной клеткой.

Цуцка завыла и прыгнула вперед, повиснув на поводке. На стене, вальяжно помахивая желто-белыми крылышками, устроилась Аврора. Собака захрипела. Бабочка не спеша поползла вниз.

За дверью раздались шаги. Ирино сердце замерло. Она подалась вперед. Легкий сквозняк, еле слышный скрип дверных петель.

На пороге нарисовался Парщиков.

Цуцка царапала задними лапами пол – Аврора была на расстоянии одного прыжка.

– Это тебе!

Холодная бутылка неприятно давила на грудь, но Ира продолжала все сильнее и сильнее прижимать ее к себе. О чем Митька говорит? Бабочки он дарит ей? Курбанова сейчас умрет от зависти.

В голове все путалось. Митька смотрел мимо. Не на нее. А в спину Кате.

Сергеенко повернулась. Она сразу поняла, к кому обращаются.

– Бабочки – для тебя, – повторил Парщиков, глядя на Катю. – Давно хотел тебе их подарить.

– Ты же говорил – для мамы. – Обида костром полыхала около переносицы.

– Маме в следующий раз. – На лице у Митьки застыла улыбка победителя. – Это для Сергеенко.

– Опаньки, – выдохнула Курбанова.

Эльф на ее руке заволновался от резкого движения, перебрал лапками, но не удержался и свалился. Огромный черный цветок мягко спланировал на белую шкуру собаки. Цуцка крутанулась. В тишине было хорошо слышно, как клацнули ее зубы. Черное крыло отвесно полетело на пол, а Цуцка, вырвав поводок, уже скакала около зазевавшейся Авроры, втаптывала ее в паркет. Коготки царапнули паркет.