Почему Хрущев заявил о решении выводить ракеты по радио с московской радиостанции?

12. «Два письма». Почему мы получили от Хрущева два послания, одно в пятницу, 26 октября, и одно – в субботу, 27 октября. Когда было написано «пятничное послание» – до или после «субботнего послания»?

13. Последствия кризиса для Хрущева. Привело ли решение Хрущева вывести ракеты, бомбардировщики и тактические ядерные боеголовки к его смещению? И думал ли он о такой возможности, когда принимал это решение?

Надеюсь, что вечером мы все вместе подумаем над этим и завтра утром встретимся для обсуждения тех уроков, которые можно извлечь из ракетного кризиса, – уроков, которые могли бы снизить риск ядерной войны. Это является важнейшей задачей для мира, в котором находится 20 тысяч ядерных зарядов. Ведь использование лишь 400–500 из них может привести к гибели целых наций.

Вопросы, поставленные в докладе Роберта Макнамары, действительно были важными. Главная мысль, проходившая через весь доклад, заключалась в том, что позицию американской стороны характеризовали взвешенность, ответственность, осторожность, а позицию СССР (а заодно и Кубы) – авантюризм и безответственность. Это, конечно, необъективный анализ, но очень характерный для американцев.

Дмитрий Язов

Об авторе: советский и российский военачальник, фронтовик Великой Отечественной. В 1962 году служил на Кубе. Министр обороны СССР (1987–1991). Маршал Советского Союза (28 апреля 1990).

Кубинский ракетный кризис: как США играли в русскую рулетку с ядерной войной

Президента Кеннеди часто хвалят за то, что он справился с кризисом. Реальность такова что он пошел на ошеломляющий риск чтобы навязать американскую гегемонию. Мир замер 50 лет назад, в последнюю неделю октября, с того момента, как он узнал, что Советский Союз разместил ядерные ракеты на Кубе, до тех пор, пока кризис не был официально завершен-хотя, только официально.

Представление о том, что мир стоит на месте, принадлежит Шелдону Стерну, бывшему историку Президентской библиотеки Джона Кеннеди, который опубликовал авторитетную версию записей заседаний исполкома, где Кеннеди и его близкий круг советников обсуждали, как реагировать на кризис. Заседания были тайно записаны президентом, что может свидетельствовать о том, что его позиция на протяжении всех записанных заседаний была относительно умеренной по сравнению с другими участниками, которые не знали, что они говорят с историей. Стерн только что опубликовал доступный и точный обзор этой критически важной документальной записи, окончательно рассекреченной в 1990-х годах. Я буду придерживаться этого здесь. «Никогда ни до, ни после, – заключает он, – выживание человеческой цивилизации не ставилось на карту в течение нескольких коротких недель опасных дискуссий», кульминацией которых стала неделя, когда мир замер.

У глобального беспокойства были веские причины. Ядерная война была слишком неизбежна-война, которая могла бы «уничтожить Сеесовался, доживет ли он до следующей субботней ночи, и позже признал, что «нам повезло» – едва ли.

Более пристальный взгляд на то, что произошло, добавляет мрачные обертоны к этим суждениям, с отзвуком к настоящему моменту.

«Самый опасный момент»

Есть несколько кандидатов на «самый опасный момент». Один из них – 27 октября, когда американские эсминцы, охранявшие карантинную зону вокруг Кубы, сбрасывали глубинные бомбы на советские подводные лодки. Согласно советским отчетам, сообщенным Архивом национальной безопасности, командиры подводных лодок были «достаточно напуганы, чтобы говорить о стрельбе ядерными торпедами, мощность которых в 15 килотонн взрывчатого вещества приближалась к бомбе, разрушившей Хиросиму в августе 1945 года».

В одном случае решение о приведении ядерной торпеды в боевую готовность было отменено в последнюю минуту вторым капитаном Василием Архиповым, который, возможно, спас мир от ядерной катастрофы. Нет никаких сомнений в том, какой была бы реакция США, если бы торпеда была выпущена, или как русские отреагировали бы, когда их страна превратилась в дым. Кеннеди уже объявил наивысшую ядерную тревогу за короткое время до запуска (Defcon 2), что санкционировало «самолетам НАТО с турецкими пилотами… [или другие]… взлететь, долететь до Москвы и сбросить бомбу», по словам стратегического аналитика Гарвардского университета Грэма Эллисона, в области иностранных дел.

Другой кандидат – накануне, 26 октября. Этот день был выбран в качестве «самого опасного момента» пилотом B-52 майором Доном Клоусоном, который пилотировал один из этих самолетов НАТО и дает потрясающее описание деталей миссий Chrome Dome (CD) во время кризиса: «B-52 находятся в боевой готовности» с ядерным оружием «на борту и готовы к использованию». 26 октября был день, когда» нация была ближе всего к ядерной войне», пишет Клоусон в своих» непочтительных анекдотах пилота ВВС», это то, что экипаж должен знать? В тот день сам Клоусон был в хорошей позиции, чтобы спровоцировать вероятный смертельный катаклизм. Он приходит к выводу, что:

– Нам чертовски повезло, что мы не взорвали мир – и не благодаря политическому или военному руководству этой страны.»

Ошибки, путаница, почти несчастные случаи и непонимание руководства, о которых сообщает Клоусон, достаточно поразительны.

По словам генерала Дэвида Бурчинала, директора отдела планирования штаба ВВС в штабе ВВС, в воздухе находилось около трети всех сил. Устная история генерала Бурчиналя не менее поразительна и свидетельствует о еще большем презрении к гражданскому командованию. По его словам, капитуляция России никогда не вызывала сомнений. Операции были рассчитаны на то, чтобы дать русским кристально ясно понять, что они едва ли даже конкурировали в военном противостоянии и могли быть быстро уничтожены.

Из записей исполкома Стерн заключает, что 26 октября президент Кеннеди «склонялся к военным действиям по ликвидации ракет» на Кубе, за которыми, согласно планам Пентагона, должно было последовать вторжение. Тогда стало очевидно, что этот акт мог привести к окончательной войне, и этот вывод был подкреплен гораздо более поздними сведениями о том, что было развернуто тактическое ядерное оружие и что силы России были намного больше, чем сообщала американская разведка.

В 6 часов вечера 26 октября, когда заседания исполкома подходили к концу, пришло письмо от премьер-министра Хрущева непосредственно президенту Кеннеди. «Послание Хрущева казалось ясным», – пишет Стерн:

– Ракеты будут сняты, если США пообещают не вторгаться на Кубу».

На следующий день, в 10 утра, президент снова включил секретную ленту. Он прочел вслух только что врученный ему отчет телеграфной службы:

«Премьер Хрущев сказал президенту Кеннеди в сегодняшнем послании, что он выведет наступательное оружие с Кубы, если Соединенные Штаты выведут свои ракеты из Турции».

Это были ракеты «Юпитер» с ядерными боеголовками. Вскоре отчет был заверен. Хотя комитет воспринял это как неожиданный гром среди ясного неба, на самом деле это было ожидаемо: «мы знали, что это может произойти в течение недели», – сообщил им Кеннеди. Отказаться от общественного согласия было бы трудно, понял он. Это были устаревшие ракеты, уже намеченные к выводу, которые должны были