Уйдя однажды на вечернюю зорьку к далекому «Федькиному магазину», Валерка у самого края озера наткнулся на целый выводок уже подросших, но окончательно не вставших на крыло шилохвостей. Такие молодые утки, не умея толком взлететь, обычно «бегут» по воде, молотя по ней крыльями, но не отрываясь. За это их и зовут хлопунцами. Настоящие охотники обычно стараются их не бить – слишком легкая, не достойная хорошего стрелка добыча. А Валерка в тот раз не сдержался, подвел его охотничий пыл – выхлестал одного за другим весь выводок, целых восемь штук. Подгреб всех к берегу длинной палкой, благо озеро было неглубокое, выложил рядком на траву, присел отдохнуть, полюбоваться добычей. И вдруг за его спиной раздался глухариный крик и хлопанье крыльев. Валерка тихонько, чтобы не вспугнуть добычу, подтянул к себе ружье, медленно повернулся. Но вместо птицы вдруг увидел деда-якута, который шел прямо к нему, нахмурив брови.

– И это ты считаешь охотой?! – вперил дед строгий взгляд в Валерку, а потом ткнул палкой-посохом в хлопунцов: – Что это такое?!

– У-утки… – протянул растерявшийся Валерка.

– Не утки, а утята. Им еще расти да расти, а ты их погубил!

– Да они уже вот, – Валерка, оправдываясь, поднял одного из хлопунцов за шею, потянув на вес, – не маленькие уже. И охота три дня как открыта. По закону можно…

– Кроме закона должна еще и совесть быть! – стоял на своем дед. – Зачем ты столько настрелял? Почему перебил всех до последнего? Тебе что, есть дома нечего?! И ловушки твои на зверей хитроумные – это же подлость настоящая!

– А-а про л-ловушки вы… о-откуда… з-знаете? – Валеркин голос задрожал, прерываясь.

– Я все знаю и все вижу! – резанул лезвиями глаз дед. – И в последний раз предупреждаю: тайга очень долго любое зло помнит и когда-нибудь обязательно отомстит!

Валерка застыл в потрясении, а дед шагнул мимо него, завернул за спину, и тут же раздалось хлопанье глухариных крыльев. Когда Валерка чуть пришел в себя и стыдливо перевел взгляд на свою добычу, то вместо хлопунцов увидел восемь березовых гнилушек, лежащих рядком.

Как он добрел тогда домой – не помнит.

Рассказывать про эту встречу и про «добытые» гнилушки Валерка никому не стал – ни взрослым, ни пацанам. И даже Маринке позже не рассказал, хотя и любила она расспрашивать его про разные таежные приключения.

И с того самого раза он – нет, не бросил охоту, но стал совершать каждый поход с ружьем в лес, как строгий ритуал, по всем правилам таежного кодекса чести. Хороший урок дал ему Байанай – главный дух и хозяин тайги. Валерка об этом догадался в тот же вечер – он не раз читал о Байанае в книгах якутских писателей. Там как раз и говорилось, что лесной царь любит то в глухаря, то в оленя превращаться. Валерка эти сказки и воспринимал как сказки. И вот… Хлопанье глухариных крыльев за спиной он запомнил на всю жизнь.

С взрослением мальчишечья страсть зверобоя чуть пошла на убыль. Тем более что появилось новое увлечение – геология, тоже своеобразная болезнь, тяга к поиску и странствиям. Хотя он, если по правде, собственно, и поступил-то сначала на геологический как раз потому, что с помощью этой профессии надеялся попасть в самые глухие уголки Якутии, в места «царских охот» и, конечно же, добыть там какие-нибудь невиданные трофеи. Нет, томительное желание увидеть сквозь прорезь прицела зверя или птицу и нажать на спуск никогда не угасало в Валеркиной крови. Оно и теперь, порой становясь сильнее его самого, заставляло переступать даже через собственную гордость. Как, например, сегодня, когда сначала пришлось испытывать унижение, упрашивая Тамерлана взять с собой, а потом, выслушивая советы, известные любому сопляку…

Скатившийся по осыпи маленький камешек заставил Валерку быстро глянуть вверх. Наконец-то, есть! На самой кромке скалы темнел казавшийся крошечным снизу силуэт барана. Он медленно поворачивал голову, внимательно осматривая долину. «Разведчик. Если заметит, уведет все стадо». – Валерка сжался в скрадке в комок и, кажется, даже перестал дышать.

Убедившись в безопасности, рогач повернул голову назад и, видимо, подал какой-то знак, а сам улегся на уступе, почти слившись с желтыми глыбами. Почти сразу снова покатились камешки, а следом за ними вниз быстро заскользили три светлых пятнышка – одно побольше и два маленьких. «Самка с ягнятами», – догадался Валерка. Уверенная, что ей ничего не грозит, бараниха с острыми короткими рожками, внешне больше похожая на домашнюю козу, вела детенышей к солонцу Тамерлана. «Жаль, что не ко мне, – огорченно вздохнул Валерка, – хоть бы посмотрел поближе. Стрелять-то все равно нельзя, рогача надо ждать. Отсюда его даже из карабина не достанешь».

А нетерпеливое семейство оказалось уже на месте пиршества. Даже от Валерки было видно, как ягнята, счастливо взбрыкивая тоненькими ножками, принялись лизать белую корку на сланцах.

«Как пацаны мороженое», – улыбнулся он и тут же вздрогнул от внезапно громыхнувшего выстрела. Задние ноги баранихи мгновенно и бессильно подломились, она опиралась на одни передние и, еще ничего не понимая, крутила в горячке головой. Ягнята, отскочив на несколько метров, испуганно таращили на мать глаза и, лишь увидев вылезшего из укрытия и направившегося к ним снизу человека, заскакали наверх, к уступу, где уже простыл след рогача. Тамерлан призывающе махнул студенту рукой, подобрался к раненой самке и небрежно спихнул ее сапогом с уступа.

Когда Валерка подошел, бараниха была все еще жива. Он начал было снимать карабин, чтобы добить ее, но Тамерлан остановил: «Не надо». Развязав свой рюкзак, достал алюминиевую кружку, вытащил из ножен нож, ухватил бараниху за рог и пластанул по горлу. Алая струйка выплеснулась в подставленную посудину. Когда кружка наполнилась, Тамерлан поднес ее ко рту и осушил большими жадными глотками. Потом нацедил еще половину и протянул Валерке.

– Давай, студент, с полем!

Боясь показаться брезгливым сосунком, Валерка с трудом протолкнул в себя немного противной солоноватой жидкости и вернул кружку Тамерлану.

– Че, не привык? А еще охотником себя считаешь! – усмехнулся тот.

– Да у нас кровь пить как-то не принято. Печенки парной кусок – дело другое, обычай.

– Обычаи – они везде свои. Навязывать не буду. – Шурфовщик допил остатки крови, отер губы тыльной стороной ладони, измазав при этом усы, и приготовился свежевать добычу.

– А зачем же вы ее? – решился наконец Валерка. – Белявский же просил, чтобы самок не трогать… Да и вообще, нехорошо маток бить, ягнята одни остались, погибнуть теперь могут. Надо было рогача дождаться.

Тамерлан глянул на него с ухмылкой.

– Так тебе и пойдет рогач вниз, он не дурак, только ночью спускается. И с ягнятами ничего не станется, вырастут, а если нет, то и невелика беда. Вон, видишь, орел наверху летает, он их каждую неделю по паре штук ловит. Да рыси еще, волки. Так что им и без нас есть кому подсобить на тот свет отправиться.

– Это я не хуже вас знаю.

– А коли знаешь… – Тамерлан смягчил тон. – Че ты все выкаешь да бычишься? Зови на «ты» и Петровичем. Мы с тобой, можно сказать, только и есть два нормальных мужика в лагере, остальные одни указания давать могут, языком трепать да эта… мотыльков ловить. Тьфу! – Он презрительно сплюнул розовый сгусток. – А насчет самки… как тебя по батьке-то?