В субботу, 19 мая, мы с близнецами и Фиона с Дэвидом и детьми пошли на пляж. Мы строили из песка замки, бегали с Амели и Шоном по воде, играли с ними у лодок. Все это какому-нибудь случайному наблюдателю показалось бы самым обычным семейным отдыхом. Однако за внешним весельем скрывалась непреходящая тревога, которая терзает меня и сейчас. К тому же я думала, что люди, увидев нас, скажут: «Как могут они веселиться на пляже, когда у них пропала дочь? Мы бы на их месте так себя не вели!» Какой-нибудь месяц назад я бы сказала то же самое.

Днем мы договорились о встрече с фотографом из «Санди миррор», который должен был передать эти снимки другим воскресным газетам. Фотографироваться для прессы для нас было и остается непростым занятием. Кроме того, что мы перед объективом чувствуем себя неуверенно, из-за чего выходим неестественными, как нам вести себя на этих фотосессиях? Улыбаться, по моему мнению, было совершенно неуместно, даже когда мы, скажем, играем с Шоном и Амели, — люди все равно будут критиковать нас. «Поглядите-ка! Улыбаются они! Как будто ничего не случилось!» Но, с другой стороны, если ты не улыбаешься, тебя называют холодным и бесчувственным. Замкнутый круг.

По крайней мере, в этот раз на фотографиях мы вышли более-менее естественными. Фотограф, очень милый человек, снимал, как мы занимаемся обычными домашними делами. Но, если честно, все это получилось как-то… безвкусно, что ли. Лучшего слова я подобрать не могу. Вспоминая об этом сейчас, я задаюсь вопросом, почему мы тогда соглашались на подобное. Наверно, чтобы поддерживать у СМИ интерес к делу Мадлен. Журналисты всегда повторяли нам, что людям важно видеть в нас самую обычную семью. Так ли это, я не знаю, зато мне известно, как непросто поддерживать равновесие между частной жизнью и ненасытным аппетитом СМИ к тому, что «интересно широкой публике». Тогда мы были еще наивны, особенно я, и пройдет еще какое-то время, прежде чем мне откроется их истинная система ценностей. Эта дилемма всегда являла собой как бы сердцевину наших непростых отношений со СМИ. Но как мы ни страдали от их вторжения в нашу жизнь, нам было нужно, чтобы имя Мадлен не забылось.

Фотограф хотел еще снять, как мы смотрим фильм Джона о Мадлен, который снова должны были показывать в тот день во время финального матча на Кубок Футбольной ассоциации, но мы отказались. Подобное уж точно выглядело бы постановочным сюжетом.

Прошло уже две недели со дня исчезновения Мадлен, но внимание СМИ к этому происшествию лишь усиливалось. Канал «Скай» направил сразу трех репортеров в Прайя-да-Луш. Из Би-би-си прислали знаменитого телеведущего Хью Эдвардса. Ай-ти-ви откомандировал сэра Тревора Макдоналда, который подготовил часовую передачу. Каждый хотел первым взять у нас интервью. К нам обращались напрямую и из Ай-ти-ви, и из Би-би-си. Сэр Тревор прислал написанную от руки записку. Похоже, все эти журналисты считали, что громкие имена открывают любые двери. Но мы тогда просто не были готовы давать интервью. Джери почему-то предполагал, что, если мы начнем это делать, вскоре интерес к нам и к Мадлен пойдет на спад, а этого допустить мы не могли.

В воскресенье, 20 мая, Джерри вылетел в Великобританию. Впервые после приезда в Португалию мы разлучились, и оба очень переживали из-за этого. Возвращаться в Лестер одному, не зная, что с Мадлен, ему было особенно тяжело. Он решил не заезжать в наш дом, сейчас это было бы слишком тягостным испытанием, да и не приходилось сомневаться, что там его уже дожидается армия журналистов. Обе ночи он провел у друзей, и ему каким-то образом удалось не попасть в поле зрения СМИ. Для него так было лучше. Мне было проще: со мной оставались Триш и Сэнди, и у меня были Амели и Шон. И еще Кот-соня.

В понедельник у Джерри была встреча с британской полицией, на которой ему рассказали о планах распространить в Великобритании обращение к тем, кто отдыхал в Алгарве за неделю до похищения Мадлен. Они хотели попросить их присылать в Центр защиты детей от эксплуатации онлайн любые фотографии с неизвестными им людьми, сделанные в это время. ЦЗДЭО пропустит их через специальное оборудование для распознавания лиц — похитителем мог оказаться один из известных преступников. Нам это показалось огромным шагом вперед, знаком того, что сотрудничество британской и португальской полиций начинало приносить плоды.

Чуть позже в тот же день Джерри впервые встретился с Кларенсом Митчеллом, бывшим репортером Би-би-си, а ныне руководителем отдела мониторинга средств массовой информации при кабинете министров. У Кларенса сохранились связи в журналистской среде, и он дал знать своему руководству, что не прочь опять взяться за какое-нибудь «громкое» дело и готов стать представителем правительства по связям с прессой, если подвернется случай. В результате его взяло под свое крыло министерство иностранных дел, и он в рамках оказываемой нам консульской поддержки был отправлен в Португалию заниматься нашим делом.

Джерри быстро сошелся с ним. К тому же его сразу поразили профессионализм Кларенса и его умение обращаться с прессой. Джерри хотел поехать в Ротли, чтобы увидеть тысячи записок, цветы и мягкие игрушки, собранные для Мадлен в центре деревни. Кларенс сразу же стал действовать. Узнав о планах Джерри, он, не откладывая дела в долгий ящик, позвонил в полицию и редакции газет и договорился, как устроить, чтобы Джерри мог побывать в Ротли, а пресса осветила бы его визит. Джерри получил возможность съездить в деревню и спокойно просмотреть целую гору писем и открыток, подержать в руках подарки. Больше всего его тронуло послание одной из садиковских подружек Мадлен, которая недавно переехала с родителями в Йоркшир. Я знаю, как для него это было тяжело. Он потом рассказывал мне, с каким трудом ему удалось сдержать слезы.

Тем временем в Прайя-да-Луш я в понедельник вечером сходила в гости к Фионе и Дэвиду. Дэвид заказал в индийском ресторане еду, но я была слишком расстроена и почти ничего не ела. Когда я разговаривала по телефону (скорее, плакала в трубку), в дверь постучали. Это нас несколько встревожило, ведь была уже почти полночь. Когда я увидела Сэнди с двумя офицерами НРГ, меня охватил панический страх.

Офицеры сказали, что снаружи меня ждут какая-то женщина и ее муж, которые приехали издалека, чтобы сообщить мне важную информацию. Я вышла из номера к припаркованному возле корпуса полицейскому микроавтобусу. Эта пара ждала меня внутри. Не зная, что и думать, я ужасно разволновалась — вдруг это тот самый долгожданный прорыв? Неизвестная мне женщина с сосредоточенным видом полчаса махала перед моим лицом магическим шаром, и я почувствовала, что у меня вот-вот начнется истерика. По выражению лица Сэнди я поняла, что он не может дождаться, когда закончатся эти игры с шаром. А я подумала: «Тряси своим шариком хоть миллион лет, Мадлен это не вернет». Как полиция допустила подобное? Я устала и была напугана до смерти. И все же, несмотря ни на что, я понимала, что эти люди приехали сюда, скорее всего, из благих побуждений, и мне не хотелось их обижать.

В первые недели я очень внимательно относилась ко всей информации, которая стекалась к нам, включая сообщения всевозможных медиумов, экстрасенсов, провидцев и вещунов, хотя до этого никогда в жизни не сталкивалась с оккультизмом.