— Дай человеку рыбу, и он будет сыт один день. Но научи человека ловить рыбу, и он будет сыт всю жизнь.

— Именно, — удовлетворенно кивнула Алиса. Они дошли до входа в парк и прошли сквозь широкие кованные ворота. Снег перестал идти и уже таял на дороге, превращаясь в воду и смешиваясь с землей. От этого раздавалось приглушенное хлюпанье от каждого их шага.

— Тебе не кажется, что это звучит немного жестоко?

— Почему? — Алиса удивленно посмотрела на Ле́рона.

— Звучит так, будто ты списываешь со счетов людей с нарушениями. Будто им уже ничем не помочь, потому что они не смогут измениться. Ведь задержки в развитии на всю жизнь. Получается, не имеет смысла вкладываться в них, в отличие от тех, у кого просто нет дома.

Алиса резко остановилась. Она смотрела на Ле́рона непонимающим взглядом, будто не верила в то, что он сейчас сказал. Ле́рон тоже остановился, развернулся полубоком и посмотрел ей в глаза с детской невозмутимостью.

— Я что-то не то сказал?

Алисе стало не по себе. То ли от его слов, то ли от его взгляда. Она отвернулась и посмотрела на пруд, до которого они еще не дошли. Она имела в виду совершенно не это, но… Неужели это действительно так? Она хочет помогать людям, но только в том случае, если это дается легко и не выматывает. Тогда разве это помощь? Это просто работа… В воспоминаниях возникли кадры, как она принимала участие в различных волонтерских программах: она собирала вещи нуждающимся, готовила и раздавала еду бездомным, помогала в приютах для животных и много чего еще. И все это приносило ей радость, но… Она никогда не ездила к онкобольным, не проводила с ними время как многие ее друзья, не была в хосписах, не помогала раненым животным, потому что не могла этого вынести, только скидывала деньги на их лечение. Внезапно она почувствовала себя отвратительно.

— Алиса, я не хотел тебя огорчать, извини за мою прямоту, — встревожено произнес Ле́рон, мягко коснувшись ее плеча. Лиса вздрогнула и посмотрела на его руку, которую он тут же убрал, и подняла взгляд на него. Он смотрел уже немного по-другому. В его глазах появилась искорка сочувствия. — Я иногда забываю, что людей так легко ранить. Точнее, меня это обычно не волнует, но тебя я точно не хотел расстраивать. Думаю, я тебя просто не так понял и поспешил с выводами.

— Все в порядке, не стоит…, — Лиса замахала рукой. — Думаю, ты прав, хоть это и звучит ужасно… Я расстроилась, не буду врать, но не из-за твоих слов, а из-за того, что я не такой хороший человек, как я о себе думала.

Алиса попыталась улыбнуться, но получилось какая-то кривая гримаса. Ле́рон вздохнул и со всей серьезностью сказал:

— То, что ты избегаешь жестокой реальности этого мира и не хочешь с ним взаимодействовать, не делает тебя плохим человеком. Твое право выбирать самой, как строить свою жизнь и с каким частями этого мира соприкасаться. Я так сказал только потому, что иногда люди не могут себе позволить думать, что они имеют право жить исключительно для себя и в приемлемом для них комфорте. И мне показалось, что ты, возможно, тоже этого не осознаешь. Будто твое желание помогать людям — исключительно из-за страха быть осужденной за жизнь ради себя. Но, повторюсь, думаю, я ошибся.

Алиса опустила голову:

— Не думаю, что ты ошибся…

Она отвернулась от Ле́рона, почувствовав, как горло сжал спазм — очень дурной признак. Чтобы отвлечься и не выдать себя, она стала поправлять шарф обеими руками. Но Ле́рон и так уже понял, что происходит.

— Теперь я действительно чувствую себя негодяем.

— Что? Нет-нет, ты не при чем… — произнесла она. Ее щеки стала заливать краска.

— Ты имеешь полное право поплакать, если хочешь. Но имей в виду, если ты это сделаешь, мне придется плакать вместе с тобой. А я этого не делал ой как долго, так что зрелище будет то еще.

Алиса издала нервный смешок и шмыгнула носом, подняла голову:

— Нет, я не собираюсь плакать. Обещаю. Извини.

— Нет, брось, это все моя вина. Хочешь, куплю тебе мороженого?

Ле́рон произнес это с такой непосредственностью, что Алиса рассмеялась.

— Да, точно. Это сейчас то, что нужно, — она провела рукой, указывая куда-то в сторону то ли пруда, то ли дороги, как бы намекая на погоду. — Сейчас пройдет, у меня такое бывает. Я вообще приличная плакса…

— Это прекрасно. Лучше не держать в себе, верно? — Ле́рон участливо наблюдал за ней. — Может, сходить за водой?

— Нет, спасибо, у меня есть с собой.

— Кофе?

Алиса помотала головой и полезла в свою сумку, вытащив начатую бутылку воды. Сделала глоток, потом еще один, чуть подождала и еще один. Закрыла крышку и сжала ее в руках, не убирая обратно.

— Что ж, считаю, прогулка удалась, — она склонила голову, разглядывая свои ботинки, и снова издала чуть нервный смешок.

— Парк красивый, — заметил Ле́рон, осматриваясь по сторонам. Они продолжили свой путь. — И пруд довольно мил. С утками, естественно.

— Да, но они доживают последние денечки и улетают. Странно, кстати, они в этом году подзадержались. Уже морозно, а они еще тут. Обычно улетают раньше.

— К водостокам?

— Ага. Там теплее и еды обычно больше зимой, — Алиса еще раз шмыгнула и потерла кончик носа. — Кстати, зови меня Лисой, если хочешь. Меня так все друзья называют.

— Но ведь я не то, чтобы друг.

— Да, но Алиса звучит совсем уж официально.

— Не так, как мистер Аскала.

— Хаха, — Алиса улыбнулась и взглянула на Ле́рона. Он тоже улыбался и смотрел чуть вниз, почти под ноги себе. — А ты серьезно приехал сюда специально, чтобы помочь Константину Николаевичу с книгой?

— Сомнительно звучит?

— Просто ты не похож на человека, который может от чего-то так зафанатеть. Книга Константина Николаевича, конечно, очень хорошая, не хочу принижать его заслуги, но, мне кажется, не настолько, чтобы ехать к нему специально… Может, мне непонятно это с нашим-то менталитетом.

— Это всего лишь короткая версия событий. Я случайно наткнулся на его книгу, она мне и правда понравилась. Стал изучать автора, это моя обычная привычка. Узнал, чем он занимается, ознакомился с его научными трудами. У меня возникла к нему пара вопросов и я, недолго думая, нашел его контакты и написал. Слово за слово, у нас стали происходить интересные беседы. И в одной из них Константин поделился своими мыслями о второй книге, и о