— Я пришла… — неуверенно начала юная королева, сжимая и разжимая ручку веера. — Я должна была… извиниться за безобразную сцену… Я не хотела, но ничего не могла с собой поделать… — Иалона всхлипнула, глаза набухли слезами.

У пристыженной девушки неожиданно вырвался вопль:

— Она не должна была, не имела права лишать человека жизни! Как она могла?! Вас? За что?..

А в огромных, голубых, как небо, глазах читалось неприкрытое: «Люблю! Люблю!!!» Внутри поднялась теплая волна. Понимая, что сейчас пойду на дно, утону окончательно и никакая русалка к хренам уже не выловит, я отвел взгляд, натужно выдавливая:

— Мне… очень жаль, что моя судьба огорчила вас…

Не просите и не требуйте от меня красноречия! Ну не способен я сейчас на него! Не могу! Не выйдет! До боли в судорожно сжатых пальцах хотелось ее утешить, обнять и уже никуда не отпускать.

Я сглотнул, отдавая себе отчет: не имею права сознаваться. Иалона — не та девушка, которая прыгает от мужчины к мужчине. Если только открою рот, если посмею… Я же все вижу, все понимаю… и потому не буду. Не имею морального права калечить девочке жизнь — не имеет значения, умру через месяц или вернусь домой. Не имею, и все тут!

Мы одновременно глубоко вздохнули. Все так же пряча глаза, я начал плести ей беспросветно галантную чушь, как мне льстит ее королевское внимание, насчет великой чести и тому подобное.

Она слушала, не отрывая сияющих глаз, и вдруг в какой-то момент Иалона стремительно сократила дистанцию, бережно прикасаясь к моей груди легкими ладонями.

Сказала горько:

— Не надо… прошу вас, не нужно, Дэннис! Я все понимаю… я… это была плохая идея. Я… ухожу. Забудьте.

Свет в ее глазах с каждым словом медленно гас, словно утекая вовне. Иалона отступала к двери, будто отправлялась на эшафот. Шаг за шагом из нее по капле уходила жизнь. Лицо скривилось в безмолвном, с трудом скрываемом плаче.

Посмотрел на нее и ужаснулся: что я творю?! Дурак, подлец, идиот! Убиваю чувство единственной женщины, которую бы хотел видеть рядом с собой?!

И не выдержал! Сжал плечи, разворачивая к себе, и бережно прикоснулся к ее губам легким осторожным поцелуем. Поначалу мягкий и нежный, постепенно он стал более чувственным. Я понял, что меня несет и уже не могу остановиться.

Но все же попытался отстранить от себя Иалону, выдавив сквозь зубы:

— Уходи! Ты не понимаешь, с чем играешь… я… Изо всех мужчин вашего мира я — самый неподходящий кандидат… и через пару недель…

— Молчи, умоляю! — Тонкий пальчик невесомо коснулся моих губ. — Молчи…

Она держала меня взглядом надежнее любого капкана, крепче руки силача и колодок палача.

Иалона сияла в ночи, словно отражение луны. Ее лицо хранило тайну. Волосы переливались белым перламутром. Мерцали серебристым отблеском тонкие пальцы с изящными ногтями. Блестели огромные влажные глаза, красивые губы. Словно магнит, притягивала она к себе, не оставляя равнодушным.

Удержаться немыслимо! Она не знает, даже не догадывается… это будет первая моя ночь любви за последние несколько лет! Душу кольнуло ядовитой горечью: не исключено, что и последняя…

Я вновь попытался оторваться от гибкого тела, которое сам же на весу и придерживал, сплетая пальцы за ее спиной. Она посмотрела на меня затуманенными глазами и потянулась ко мне, проводя руками по шее, плечам и груди.

Все! Я пропал! Не смогу бежать, не смогу разорвать объятий, даже если мне назавтра пообещают гильотину: люблю!

Я ласкал ее шею, проводил ладонью по волосам, гладил нежное розовое ушко и твердил как безумный:

— Солнышко, ты самая красивая, самая желанная!!! Не уходи! — а внутри все дрожало.

Ее податливое тело растворило мое благоразумие и рассудок. Я пытался, честно пытался остановиться. Куда там! Руки сами находили завязки, крючки и тесемочки. Пальцы упоенно ласкали изумительно красивую грудь, играли с бутонами сосков. Ее белые ажурные чулки… боже! Я трясся, словно мальчишка, никогда в жизни не видевший женщину. Точно сошел с ума!

Она смотрела на меня, в ее глазах сияла радуга — улыбка мешалась со слезами.

— Ну что ты… не надо… Не плачь, слышишь! — Удивляясь непривычно хриплому звучанию собственного голоса, я приподнял ее лицо, требовательно впиваясь в припухшие от рыданий и поцелуев губы. — Не смей!

Напоминал себе, что не имею права торопиться, она не готова… Но мое тело… оно не слушало доводов рассудка. Будто ретивый конь, тело точно знало конечную цель: эту женщину нельзя отпускать! Я едва не засмеялся: «Любить нельзя отпустить». И я не отпускал.

Думаю, когда я ее ласкал — упади с неба метеорит, начнись самум, извержение вулкана, землетрясение и наводнение — все, вместе взятые, мы бы и не заметили! Я обнимал ее с неистовостью, словно хотел слиться навсегда.

— Поцелуй меня, — умоляла она. — Я верю тебе…

И я целовал каждый кусочек тела.

— Поцелуй…

С трудом владея собой, ласкал и ласкал шелковистую кожу, обнимая тонкую талию, целовал изгиб коленки, пересчитывал губами каждый пальчик.

Щемящей нежностью невесомо обнимали руки, сладким ядом звучала просьба:

— Поцелуй…

Дрожа от невыносимого напряжения, я еле удерживался от более активных действий, понимая, что имею дело с девственницей.

— Поцелуй…

Растворяясь в прикосновениях, я и сам не заметил, как она помогает мне стащить рубашку и неумело трогает застежку брюк.

Счастье никогда не бывает долгим. Когда я последний раз сжал ее в своих объятиях, отчетливо понимая, что она станет моей женой прямо сейчас, счастье разом кончилось.

В коридоре раздался топот множества ног. Воздух пронзили охи, ахи и визгливые женские вопли:

— Ваше величество, ваше величество!

Будто очнувшись от наваждения, мы посмотрели друг на друга. Иалона стремительно покраснела, пылая до самых кончиков ушей.

Я ужаснулся тому, что сейчас станет с ее нерушимой королевской репутацией. А если вспомнить, как это воспримут окружающие, плюс учесть завтрашнюю поездку — совсем скверно!

А в коридоре нарастал жуткий скандал. Особенно надсаживалась Брячеслава. Мне прямо завьюжило немедленно придушить бывшую кормилицу, чтоб не мучилась.

— Ваше величество, что случилось?! Ваше величество, куда вы пропали?!

Экономка с неженской силой ломилась в каждую дверь:

— Ваше величество!

Увы! В мире властвует грубая сила, и ей очень быстро открывали. До нашей двери оставалось всего несколько запертых, но положение спас Кондрад. Уверенно перекрикивая весь бабский гвалт, он заявил:

— Ее величество видели во-он там, на конюшне, она ходила проведать любимую кобылку!