— Дальше я уже знаю, — остановила я поток повествования. Спросила Севду, глядящую на меня чуть виноватыми глазами: — Где твой звездун? Давай его сюда!

— Зервизбдун, — важно поправила меня блондинка. — Пошли!

— Пошли, — покладисто согласилась я, возвращаясь к багажу.

Севда еще немного порылась и достала средних размеров зеркало, завернутое в мягкую замшу. Подлетевшие херувимы бережно установили его на специальную подставку. Богиня благодарно кивнула, отвернула полог и сделала пару пассов. Зеркало шустро увеличилось в размерах и зарябило.

— Сейчас настрою, — деловито сказала богиня и начала чертить на зеркальной поверхности какие-то символы. Изнывая от нетерпения, я терлась рядом и постоянно лезла под руки, заглядывала через плечо.

— Если ты думаешь, — сосредоточенно пропыхтела Севда, — что залезешь туда с ногами и сможешь дотянуться до мужа, то очень ошибаешься.

— То есть пощупать будет нельзя? — уточнила я на всякий случай. Вдруг у зервизбдуна есть еще функция «мацун», например, или «хватун»? Напрасно надеялась.

— Садись! — отмахнулась от меня девушка. — Сейчас будет показывать. Я на Кондрада настроила.

Оглянувшись, увидела, что помощники подготовили для нас два удобных мягких кресла. Пожав плечами, уселась. Мне тут же заботливо всунули в руки ведерко с попкорном.

— Спасибо! — поблагодарила я. Рядом плюхнулась Севда, получившая такое же ведерко и литровый стакан с колой.

— Все, смотрим! — взмахнула рукой богиня, и зеркало заработало, показывая нам внутренний двор Лайе и драку…

— Это что такое?!! — вылетела я пулей из кресла, устроив конфетти из попкорна и тыкая рукой в зервиз-как-его-там. — ЭТО твой привет? АТАС!!!

— Почему мой? — невозмутимо захрустела жареной кукурузой богиня. — Твой. Мое только исполнение…

Мы встали задолго до рассвета. Зябко ежась от промозглой утренней сырости, сонные конюхи подготовили лошадей и бричку. Вещи ждали нас, упакованные в седельные сумки. После кратких сборов путешественники присели на дорожку. Деррик, который оставался за главного военачальника во дворце, получал от Кондрада необходимые последние напутствия. Королева не вышла нас проводить — и слава богу, мне было бы трудно сдержаться от невольного проявления чувств! — но я был уверен, что она не спит и все увидит из окна.

Ну вот, долги всегда приходится платить — русалка свое не упустит! На меня, не откладывая в долгий ящик, предъявила свои права арианэ:

— Ис-сполни с-свое обещание!

Неприятное начало пути. Можно сказать — даже очень. Пришлось исполнять клятву: дать поцеловать себя вновь.

Я, конечно, мог бы попробовать поиграться с данным словом — конкретные сроки-то мы не оговаривали, да и вроде «крыша» наверху в виде Илонки появилась. Впору начинать заниматься буквоедством! Но Кондрад заранее отсоветовал. Сказал — за клятвами тут следят даже не сами боги, а какие-то особенные силы, присущие именно этому миру. Предупредил: дескать, если они сочтут, что нарушил… пробудится такое… милосердней сразу зарезаться тупым ножом или топором самому себе голову оттяпать, потому что к такому прокаженному никто не подойдет по доброй воле. Мир его отторгает. Пища не усваивается, вода становится ядом, земля рушится под ногами… Жуть, в общем…

Ладно, «в морг так в морг»! Подавляя в себе все отрицательные человеческие эмоции, дал прикоснуться к своим губам чуждому существу.

Какая разница с Иалоной! Поцелуи молодой королевы — ласковый шелк, мягче щечки ребенка, чистый мед с запахом душистых спелых яблок, обещание рая!

Поцелуй арианэ — убийственный яд. Честное слово, будто меня гюрза или гадюка укусила!

Холод, мертвящий жалящий холод потек по венам, выстуживая дыхание, замораживая душу. Несколько мгновений боялся — сейчас остановится сердце! Рухнул оземь и оттуда смотрел на мир, словно одурманенный тяжелым наркозом. С закатывающимися под лоб глазами, совершенно не контролируя окружающую обстановку.

Стало легче только после того, как Кондрад сунул мне под нос какую-то вонючую алхимическую дрянь. Оу, что вам сказать… нашатырь рядом с этой гадостью нервно курит в сторонке. Мертвого подымет.

— Вы же вроде палеными перьями в чувство приводите? — пробурчал я.

— Ты хочешь, чтобы я у горгула перышко одолжил? — насмешливо спросил зять, скрывая в глазах тревогу.

— Я не настолько садист, — признался я, с трудом поднимаясь. — Чтобы его поджечь — леса не хватит. А я за озеленение и вообще… от природы скромный.

Вот так, нетвердо держась на ногах и покачиваясь, как пьяный, я с посторонней помощью доплелся до брички. Там меня в виду нетрудо-и небоеспособности уложили под слой сена. Еще и сверху поленом приперли. Здоровенным.

Заботливые, млин! Это чтобы я, подобно умертвию, не восстал по дороге? Эдакий зомби с криком: «Йаду мне, йаду! Два раза — и не мешать!» И ручками — цап-цап! Колоритное зрелище в моем исполнении. Интересно, у них аутодафе существует?

Русалку посадили рядом. Видимо, решили: всю нечисть лучше держать в одном месте.

Время нас поджимало уже нешуточно. Мы вот-вот должны были выдвигаться, потому что начинало светать. Отряд под руководством Кондрада оседлал лошадей и ждал от него знака.

Но полешко на мне пролежало недолго. Жалко даже. Я как бы под него уже приспособился. Мимикрировал. Бревно и Денис — близнецы-братья! «Мы говорим бревно — подразумеваем Денис… Мы говорим Денис — подразумеваем бревно…» Как-то так, если перефразировать Маяковского.

Вскоре над нами раздались громкие вопли горгулий и нарастающий шум отчаянной драки. Мне прилетело сверху парой мелких булыжников (и слава богу, что мелких!) — не то горгулья кровь, не то перышки… хотя я так и не разобрался, есть ли у них перья…

Не с нашими ли они дерутся? Странно, мы ж еще не выехали, они не должны сразу атаковать?.. Изнывая от любопытства, я отодвинул деревяшку и высунул голову.

Картина была… «Приехали!» Иначе не назвать. Только драки сумасшедших горгулий над головами нам для полного счастья и не хватало!

Наши птеродактили разделились на два лагеря и с яростными криками лупасили и драли друг друга. Все это сопровождалось камнепадом сродни сошествию с неба метеоритного дождичка, загогулистыми выражениями и время от времени идущими в крутое пике увесистыми тушками летающих крокодилов. Тушки валялись, правда, недолго. Горгулы отряхивались и снова гордо устремлялись в небо, на битву.

Кондрад и несколько сопровождающих подрастерялись, не зная, как это все понимать. Кони шарахались и отчаянно ржали. Пришлось возвращать их под навес. Из нашей брички тоже выпрягли лошадей, а про нас временно забыли, отвлеченные происходящим наверху.

Я прислушался, пытаясь в этом оглушительном оре разобрать отдельные фразы. Зрелище было еще то. Пригляделся повнимательней… Мать моя женщина! Вообще-то я их очень даже понимаю… Если бы мне на груди сделали татуировку в виде золотого сердечка с надписью «Кондрад форева!», я бы еще и не так злился.