Я попытался закрыть голову скудной больничной подушкой, но не получилось, из подушки выставилось старомодное перо и стало жалить меня в щеку. На моих же попутчиков рассказы про могучих родственников подействовали снотворно, оба скоро захрапели, и наш старый сосед тоже захрапел, и я остался один в палате. Наедине с мыслями и ноющим пальцем на ноге.

Мне уже совсем не спалось, по стене вихлялись причудливые тени, я выбрался из скрипучей койки и направился на улицу, с трудом удерживаясь на скользком линолеуме кривого пола. У входа на скамейке сидел Жмуркин. У него над головой покачивалась лампа, вокруг лампы кружились мотыльки и нетопыри, похожие на маленьких, с кулак, птеродактилей. Красиво. Похоже на викторианский роман.

Жмуркин разглядывал себя в зеркальце. Мне показалось, что искал седые волосы.

Однако, тег «Здоровье».

Жмуркина можно понять.

Журкин улыбнулся мне и вдруг тоже рассказал про своего деда. Его дед был полярником и однажды кулаком убил белого медведя.

Глава 12

Цианид для вундеркиндов

Мы въехали на мост.

— Смотрите, как речка называется! — воскликнула Жохова. — Порныш!

Речка действительно так называлась.

— Я сам порныш хоть куда, — заявил громко Пятахин. — И по этому поводу хочу сделать мероприятие. Лаура Петровна?

Лаура Петровна после ночевки в автобусе выглядела не очень, поэтому Пятахину попустила.

— Это очень известная река, — сказал я Александре. — Именно здесь погиб старший брат князя Святослава в схватке с половцами.

Александра кивнула.

Пятахин поднялся со своего места и расправил сверток, который он подозрительно держал в руках с самого утра.

— Внимание, внимание! — объявил Пятахин. — В связи с разгулом дикости и мракобесия в нашем отдельно взятом автобусе я решил провести культурно-просветительские мероприятия! В походно-полевых условиях надо знать своего врага в лицо! Не стесняемся, смотрим, задаем вопросы!

Сверток оказался плакатами медицинско-пропагандистского содержания, на тему «мойте руки перед едой». На первом изображался человек, похожий на зомби, с выпученными глазами, с синюшной кожей, одутловатый, с отчаяньем во взгляде.

— Это твоя бабушка? — поинтересовался Дубина-Листвянко. — Запустила себя старушка…

Дубина, оказывается, не такой уж и Дубина. Наверное, в этом есть смысл, в боксе ведь тоже интеллект нужен, иначе надолго в спорте не задержишься.

— Это дифтерия, — пояснил Пятахин. — А это токсоплазмоз.

Пятахин развернул токсоплазмоз, он был не лучше дифтерии, к тому же в деталях.

— Влас, ты где это взял?! — тут же строго спросила Лаура Петровна. — Украл?!

— Да вы что?! — отмахнулся Пятахин. — Что значит украл? Я вообще никогда ничего не крал… Хотя нет, мама учила меня быть честным, в третьем классе я украл сухари…

— Нас не интересует картина твоей нравственной деградации, Пятак, — вдруг красиво сказала Снежана. — Ты где этой дряни набрал?

И Снежана. Нравственная деградация, то-се… Кто бы мог сказать, что такими словами владеет. Молодец. Это они оттого, что со мной едут. Мозговые волны высшего существа благотворно воздействуют на нервную систему окружающих его простейших.

— В больнице, разве неясно? — ответил Пятахин. — Там у них в каптерке все стены завешаны, я за пятьсот рублей прикупил сразу несколько. Красота, правда? Базеда, оспа. А это я специально для Жоховой приготовил…

Пятахин развернул плакат. На нем изображалось…

Непонятное. Огромное отвратительное насекомое, взятое крупно, с деталями, со всеми ножками, жвалами и присосками, я подумал, что клоп. Что-то из области фэнтезийной живописи.

— Это клоп?! — в восторге округлила глаза Александра.

— Нет, — помотал головой Пятахин. — Это чесоточный клещ. Иустинья?!

Жохова демонстративно отвернулась к окну.

— Зря, — улыбнулся Пятахин. — Зря… Вот я что подумал, когда эти плакаты выбирал: каждый должен взглянуть в глаза своим страхам. Тебе, Иустинья, клещ… Хотя это, собственно, наши общие страхи…

Дитер тут же стал рисовать — нападение чесоточных клещей на автобус. Клещи, разумеется, были размером с сам автобус, а мы, сидящие в этом автобусе, им сопротивлялись. У меня был огнемет.

— Я распределил каждому, — пояснял Пятахин. — Каждому нашему путешественнику свою болезнь. Вот для Пашки Скрайнева бычий цепень, для немцев — вздутие, для Лауры Петровны…

— Влас, прекрати, пожалуйста, — потребовала Лаура Петровна. — Ты переходишь границы, так нельзя.

— А почему нельзя? — не понял Пятахин. — Это же красиво.

Плакаты действительно были довольно красочные, сразу хотелось и руки помыть, и в глаза еще чего-нибудь обеззараживающего закапать.

— И полезно, — продолжал Пятахин. — Мы будем смотреть на все это и думать о гигиене и здоровом образе жизни. Каждому припас, Снежане вот обморожение…

Плакат с обморожением выглядел крайне неприятно — почерневшие пальцы, обгрызенные холодом уши, белые мраморные щеки, они меня больше всего не порадовали, сильнее, чем клещи.

— Урод, — спокойно сказала Снежана.

— Как скажешь, — пожал плечами Пятахин. — Если тебе не нравится… Вадик, для тебя геморрагическая лихорадка…

— Пальцы, — напомнил Дубина. — На руках и на ногах.

Пятахин кивнул.

— Совершенно верно, — кивнул Пятахин. — Я подумал об этом. Пальцы — это для Гаджиева. Ты, Равиль, извини, но мне кажется, что тебе подходит грибок.

Грибок выглядел омерзительно, это надо было признать. А еще я отметил, что грибок Гаджиеву действительно идет. Это мне, если честно, не понравилось, неприятно стало.

И еще более неприятная мысль посетила меня — а вдруг у Пятахина действительно талант? Вот такой мерзкий талант… И совсем уж неожиданная мысль вдруг посетила меня. О том, что все это НЕ СЛУЧАЙНО. А вдруг в списке лучших людей есть смысл? Здравое зерно.

Пятахин там заявлен как поэт, а ведь поэт — это тот, кто чувствует мир. А Пятахин его, кажется, чувствует. Пусть своеобразно, но все же. Франсуа Вийон из Департамента культуры.

Дубина спортсмен, но не остолоп, Снежана тоже. Лаурыч…

— Баторцам, само собой, палочки Коха, вот они какие симпатичные!

Ну, не знаю, я восторга по поводу этих палочек совсем не испытал.

— Вот Рокотовой палочка побольше, а Герасимову, само собой, поменьше, он же у нас не германист.

— Пятахин, — сказал негромко Жмуркин. — Ты перегибаешь…

— Палочку Коха, — добавила Снежана.

Ха-ха.

— Все понял, — согласился Пятахин. — Вот Бенгарт, ему лямблии…

Про лямблий не дослышал — кто-то потрогал меня за руку. Александра, подумал я. Ну, или Снежана, на крайний случай. Снежана ведь тоже ничего, хотя и есть у нее большой недостаток. Листвянко. Он во многом перевешивает достоинства…

Но это оказалась не Снежана. И не Александра.

Иустинья Жохова, наследница пресвитера Жохова, прославившегося акцией по истреблению бродячих собак, кошек и прочей безнадзорной скотины, Иустинья смотрела на меня с явным запросом в глазах, я насторожился.

— Что тебе, Устенька? — спросил я ласково и шепотом.

Но на всякий случай собрался — а вдруг как пырнет? А что? Неизвестно, чему ее там пресвитер учит, хорошо,