Степана Федоровича центробежной силой выбросило из кучи дерущихся. С натугой заталкивая раздухарившийся меч в наспинную перевязь, я выдохнул, кивнув в сторону свалки:

— Готово дело. Теперь можно даже не спешить. Пока голенькие гиганты очухаются и хватятся своего секс-символа, мы спокойненько спустимся по ту сторону гор. А они теперь уж точно на своей родине долго не задержатся. Лично я без верхней одежды продрог до костей, а ведь на месте сидеть ни минуты не пришлось… Как говорится, всем спасибо, всем — до свидания… До встречи на холмистой равнине!

— Да? — пискнул мой клиент. — Спокойненько?

А это?!

Я оглянулся. «Этим» оказался новый отряд великанов, нисколько не бритых, а отменно волосатых и, кажется, до крайности разъяренных — но не друг на друга, а именно на нас двоих. По крайней мере, в общую драку отряд вступать и не думал, а бодро трусил в нашу сторону.

— Откуда они? — удивился я. — Всех вроде озабоченных побрил, ни одного не пропустил…

— Это не великаны! Это — великанши… Адольф, что-то мне совсем нехорошо стало… А вдруг дамочки подумают, что я вознамерился отбить у них законных супругов? Как их много… Хотите, я им попробую объяснить, что ничего такого не хотел? Я знаю, как с женщинами обращаться, я два раза был женат… Я целиком и полностью на их стороне. Какое безобразие — вожделеть адюльтера, когда жены в двух шагах скучают! Все мужики — сволочи!

Кажется, женское обличье оказывает прямое влияние на сознание. Надо запомнить на будущее и сделать соответствующие выводы. Когда-нибудь после… А сейчас… Что-то подсказывало мне, что никакие, даже самые подробные объяснения положения не спасут. Извинения тоже вряд ли помогут. Женская ревность — явление пострашнее атомной войны, тем более когда речь идет о самках ледяных великанов. Эти девушки коня на скаку останавливали и в горящую избу входили в двухлетнем возрасте. А в теперешнем расцвете сил для них, должно быть, и стая огнедышащих драконов — не больше чем стайка комариков… Вот и Нотунг за моей спиной, враз утратив боевой дух, трусливо задрожал.

Ухватив Степана Федоровича за нежную ляжку, я поволок его к крутому заснеженному склону.

— Как-то неудобно получилось… — бормотал мой клиент на ходу. — Не знаю, чего более стыдиться — того, что меня толпа мужиков лапала, или того, что я невольно стал разрушителем полусотни ячеек общества.

— Заткнись, — посоветовал я. — Заглуши муки совести страхом перед неминуемой смертью. Видишь склон? Прыгай!

— Вниз? — ужаснулся Степан Федорович. — Я не горнолыжник! У нас ведь даже санок нет, не то что…

На ухабах по кусочкам разнесет. Здесь высота не меньше двух километров.

— Прыгай! — заревел я, оглядываясь на приближающееся сзади мохнатое торнадо. — После знакомства с супругами своих соблазнителей от тебя и кусочка не останется!

Степан Федорович посмотрел назад. Видимо, внезапно прорезавшимся женским чутьем он ощутил в ледяных глазах великаньих самок нечто такое, что без лишних разговоров обрушил громадное свое тело со склона. Я рыбкой нырнул за ним следом. Злобный женский вой дополнительно подстегнул нас. Долина холмовых великанов, прыгая и кувыркаясь, стремительно неслась на нас снизу…

С гор мы спустились, затратив времени вдесятеро меньше, чем на подъем. Очень, конечно, быстро, хотя и не совсем удобно, потому что снег на склоне закончился примерно на полпути, и нам пришлось колобками катиться по горным валунам. Хорошо еще, что приземление нас ждало относительно мягкое: Степан Федорович шмякнулся в заросший осокой прудик, а я шмякнулся на Степана Федоровича.

Вокруг зеленели свежей травкой пологие холмы, холмики и холмищи… Цветы, редкие деревца, ручейки, миниатюрные прудики, беззаботно стрекочущие кузнечики — каким прекрасным показался мне мир после снежно-ледяной пустыни гор! Даже туман здесь какой-то голубоватый; если прищуриться, вполне сойдет за нормальное земное небо.

Пока Степан Федорович сооружал себе одеяние из тростника и ивовой коры, я осматривался, взобравшись на один из холмов.. Никаких признаков жизни. И это, надо сказать, неплохо. Мне лично ледяных великанов по горло хватило, чтобы еще с холмовыми встречаться. Тем более, что раньше времени нам с ними видеться и незачем. Первая часть плана Лодура успешно выполнена. Побритые гиганты еще и замерзнуть как следует не успеют, как разобиженные жены отправят их в длительное изгнание. Они им покажут, кто тут «баба» и кого надо «ы-ы-ы»! Я представил себе тянущуюся с гор в долину унылую вереницу голых и синеватых великанов, похожих на фантасмагорических цыплят из мясной лавки, и не смог подавить хихиканья.

— И ничего смешного! — пискляво отозвался Степан Федорович.

Он уже закончил конструирование одежды и теперь предстал передо мной во весь свой чудовищный рост. Кокетливая мини-юбка из тростника обнимала бедра прославленного разведчика и героя, а вместо лифа на необъятных грудях помещалось что-то вроде неумело сплетенной корзинки.

— Очень круто! — оценил я. — В вас пропадает талантливый модельер. Или, по крайней мере, корзинщик. Ну что — двигаем?

— Куда?

— Как это куда? В Муспельхейм. Вербовать огненных великанов для нашей линии Сопротивления.

— Я никуда не пойду! — категорически заявил Степан Федорович — Брумгильда. — Хватит с меня великанов! И вообще — чего мы ерундой занимаемся? Если все, что вы мне рассказали, правда, тогда пускай этот дурацкий Гитлер и этот проклятый Донар идут себе беспрепятственно на поверхность Земли и сражаются с одноглазым узурпатором. Нам же легче, если они друг друга перегрызут!

— А если в этой войне Гитлера со всей его кодлой уконтрапупят, что тогда? Ведь необходимо всех обязательных исторических персонажей сохранить!

Тут я вспомнил давнишний разговор с Филимоном. Мы беседовали как раз о временно-пространственных перемещениях. Я заинтересовался: почему это мы, бесы, в силу своих служебных обязанностей можем свободно перемещаться во времени куда угодно, выполнять мелкие поручения разных клиентов, а ход мировой истории от этого нисколько не страдает? Ведь малейшее изменение влечет за собой другое изменение, и еще одно, и еще… Количество должно неизбежно перетечь в качество, но этого никогда не происходило. Еще ни один бес, как бы далеко по реке времени ни забрался, какое бы заковыристое задание ни выполнил, истории не изменил.

Филимон тогда посмеялся надо мной и назвал олухом. «Человеческая история, — сказал он, — плывущая по реке времени, похожа на автомобиль, едущий по глубокой колее. Ничего страшного не случится, если автомобиль вильнет вправо-влево. Если бы минимальные изменения в прошлом не допускались, тогда не были бы возможными сами временные путешествия. Мировой Порядок и закон Вселенского Равновесия не допустили бы такого… »

«Ага, — закивал я головой как умный (тогда еще я не вздрагивал от слов Мировой Порядок и закон Вселенского Равновесия). — Понятненько. Немножко изменить можно, а существенные изменения… »

«Просто невозможны, — подтвердил Филимон. — Крутой поворот — и автомобиль вылетит из колеи и скатится в кювет, где угрюмо клубится вечное небытие. Знаешь, что это означает? »