— Другими словами, огненные великаны перешли на сторону гитлеро-донаровской коалиции?

— А кто их особо спрашивал? Перешли как миленькие. Кстати, почему это тебя так интересует?

— Меня? Абсолютно не интересует. Это я так — разговор поддерживаю.

— Ну-ну… — с высоты своего насеста скользнул по мне рейхсфюрер подозрительным взглядом. — А то до нас слухи доходили об организации линии Сопротивления. Некто гражданин Лодур воду мутит и второстепенную нечисть под своими знаменами объединяет. Ты не встречался с этим отщепенцем?

— Первый раз о таком слышу, — отмахнулся я.

— Штирлица своего не нашел?

Взгляд Гиммлера сверлил меня с дотошностью детектора лжи. Подумаешь! Обман у беса в крови, так что мне ни фига не стыдно было снова соврать:

— Никак нет.

Рейхсфюрер вдруг расхохотался.

— Ну и не переживай! — воскликнул он. — Найдется твой Штирлиц, никуда не денется. Догадайся, кому фюрер поручил разыскать своего верного друга?

Подо мной завибрировала земля. Не оборачиваясь, я понял, что это Степана Федоровича пробила нервная дрожь.

— Неужто тебе? — предположил я.

— Ага, — с гордостью подтвердил герр Генрих. — Я ведь полностью раскаялся и всех простил. Фюрер, конечно, гениален, но чересчур легковерен. У меня приказ — отыскать Штирлица и доставить живым или мертвым. Даже вознаграждение обещано — за живого, между прочим, вдвое больше, чем за мертвого.

— И?

— Ты знаешь, я не сребролюбив… — захихикал Гиммлер. — А что с твоей невестой?

Степан Федорович втянул голову в плечи и закрыл лицо ладонями. Он дрожал, как землетрясение.

— Впечатлительная очень, — объяснил я. — Легко-возбудимая.

— Вах! — обрадовались горячие горцы, истолковав мои слова, конечно, по-своему.

— Не «вах», — строго поправил я. — А — с тонкой душевной организацией.

— Фи, — презрительно скривился Гиммлер. — Среди великанов и отхватил именно такую. Настоящие арийские етуны смеются в лицо опасности. Да что с нее взять — женщина…

Повисла неловкая Пауза. Легковозбудимая Брумгильда с ужасом взглядывала на рейхсфюрера-карье-риста. Я же на герра Генриха старался не смотреть — ковырял носком ботинка землю и раздумывал, как бы ловчее попрощаться. Что-то министр по внешней политике нехорошо задумался.

— Ну, мы пошли? — решился я наконец.

— Конечно. Никто вас не задерживает. Наоборот, ребята подвезут.

— Не надо, мы как-нибудь сами.

— Да нам ничего не стоит!

— Не беспокойтесь!

— Какие пустяки!

— Мы как раз намеревались неторопливо прогуляться.

— Поедете с ветерком.

— Извините, но…

— Достаточно! — рявкнул Гиммлер. — Я уже все решил. Прости, Адольф, но… военное положение обязывает. У нас каждый солдат на счету, а такого великолепного бойца, как ты, я не отпущу ни за что. Да и будущая твоя супруга пригодится. Она, как. мне почему-то кажется, прекрасно может поднимать боевой дух огненного войска.

— Поднимает, поднимает! — немедленно согласились горцы. — Хочешь, покажем?

— Нет! — одновременно воскликнули я, Гиммлер и даже Степан Федорович.

— Посадите нашего гостя на закорки, — распорядился герр Генрих.

— Ай! Убери лапы, мужлан!

— Да не бабу! А беса! Брумгильда пускай своими ножищами топает!

— Куда? — осмелился поинтересоваться Степан Федорович.

— В гости к огненным великанам. Останетесь там до особых распоряжений фюрера.

Нотунг за моей спиной угрожающе напрягся.

— Киса, вы забываетесь, — подбоченился я. — А как же договоренности о перемирии и взаимном сотрудничестве?

Гиммлер хмыкнул. Один из его подручных наклонился и схватил меня чудовищной пятерней поперек туловища. Адовы глубины! Если кого-нибудь когда-нибудь заинтересует, как чувствует себя тюбик зубной пасты, когда из него выжимают пасту на щетку, спроситe меня. Я расскажу.

Великаны бодрой иноходью подвезли нас к подножью Огненных гор. По дороге Степан Федорович то и дело малодушно пытался бежать, но горячие горцы не дремали. Я подозреваю, что им доставляло немалое удовольствие выуживать мою невесту-тяжеловеса из-за очередного холма и возвращать ее в строй с шутками-прибаутками довольно скабрезного содержания. Солдатская служба скучна и тяжела. Когда еще выдастся возможность побегать за девками в служебное время? Ревности я решил пока не проявлять. Кто его знает, захочется Гиммлеру отлучиться в кустики, и оставленные без присмотра конвоиры одним щелчком произведут Степана Федоровича — Брумгильду в статус вдовы. А потом скажут, что так оно и было.

— Приехали, — констатировал рейхсфюрер и пнул своего великана сапогом в ухо. Тот поспешно, но бережно опустил седока на землю прямо перед глубокой расщелиной, из которой валил желтый серный дым. Меня мой скакун попросту невнимательно стряхнул, как какую-нибудь птичью какашку, и если б Степан Федорович вовремя не подставил мне ковшеобразную свою ладонь, воткнулся бы я рогами в землю, словно гвоздь.

— Сюда! Эй, открывайте!

Заскрипела цепь, поднимая решетку, закрывающую вход в расщелину. Вот это цепь! Вот это решетка! Два великана с трудом управлялись с воротом…

Честно говоря, направляясь в расщелину, я предвкушал густую прохладу, особенно приятную после долгой пыльной тряски на великаньих плечах. Но на меня дохнуло таким жаром, будто я вошел в раскаленную добела парную. Я аж закашлялся.

— Дэвушка! — обрадовались, заскрежетав каменными топорами, стражники при виде Степана Федоровича.

Поразительно однообразная реакция на мою Брумгильду. Кажется, все эти етуны под одну гребенку сделаны. Впрочем, все понятно. Из Степана Федоровича получилась чертовски симпатичная великанша, особенно если сравнивать с местными мохнатыми и кривоногими красотками. Гораздо хуже было бы, если б мой клиент оставался в своем собственном обличье — по каменным стенам тут и там развешаны были дощечки с грубыми, но вполне достоверными портретами одного моего знакомого штандартенфюрера СС.

— Видал? — довольно усмехнулся Гиммлер. — Моя работа! Теперь кто бы из великанов Штирлица ни встретил, обязан схватить и доставить лично мне. Погоди, я сейчас вернусь…

Степан Федорович поскуливал, переминаясь с ноги на ногу.

— Из огня да в полымя, — шепнул он мне, наклонившись.

— В нашем варианте наоборот, — возразил я. — Из полымя да в огонь. Если в качестве полымя расценивать пристанище ледяных великанов.

— От перестановки слагаемых сумма не изменяется, — вздохнул мой клиент. — Что делать будем?