в переменный. — Прим. авт.). В потолке прорезали люк и установили над ним прозрачный астрокупол для штурманских наблюдений. Снаружи балка на стенах навесили катушки с кабелем, баки с соляром для печки и бензином для движка. В общем, каждый квадратный сантиметр стен, пола и потолка был использован.

Строительство кухни также заканчивалось. Здесь в маленьком помещении, занимавшем половину саней, размещалась газовая плита, баллоны с жидким бутан-пропановым газом. Обеденный стол на пять человек (притом что поехали одиннадцать. — Прим. авт.), термосы для воды, полки с гнездами для посуды… Список полученного продовольствия включал 93 наименования! Около 40 типов консервов, свежее мясо трех сортов. Рыба, картофель, соки, яйца, различные печенья, конфеты, деликатесы вроде маринованных миног, паюсной икры, лососины, апельсинов и яблок…

Константин Михайлович Якубов (замначальника КАЭ по хозчасти. — Прим. авт.) подготовил для каждого зимовщика комплект климатической одежды: меховые, пуховые и снегозащитные штормовые костюмы, унты, ботинки, валенки и громоздкие войлочные сапоги, известные у альпинистов под названием „шеклтонов“, даже набор национальной чукотской меховой одежды. Всего этого хватило бы не на одиннадцать человек, а минимум на сорок, но суть в том, что мы должны были опробовать различные типы одежды и дать им оценку…

Сильная тряска при движении по твердым застругам может вывести из строя тонкие, чувствительные приборы. Придумывались различные типы амортизаторов, которые бы смягчили возможные удары, и крепились в самых разных местах. По мере того, как накапливались горы грузов, становилось ясно, что без грузового балка — домика-склада — не обойтись. Это был третий вагон, который был сделан холодным и завален доверху самым различным снаряжением. Здесь хранилось все, не боящееся холода. И среди прочего — дрова и уголь на всякий случай, если соляровая печь будет плохо работать. После того, как его доверху загрузили, оказался еще целый ряд грузов, которые пришлось привязать на крыши и к стенкам балков.

Трое других саней везли тракторное горючее, авиационный бензин, масла, взрывчатку, запасные части для тракторов, тросы, детали сборных пирамид, которые должны были отмечать через каждые 50 км путь нашего поезда…

Утром 2 апреля весь Мирный собрался нас провожать»[184].

Начался первый в истории механизированный поход внутрь ледового континента, во время которого отважные советские ученые получили от Антарктиды сполна:

«Становится темно, с трудом двигается поезд, — записывает Андрей. — Решено остановиться на 4 км и с наступлением утра двигаться дальше. Трактора решено не глушить, пусть работают на малых оборотах всю ночь.

На нарах навалены груды вещей. Стоять одновременно могут только три-четыре человека, остальные должны лежать на нарах. Михаил Михайлович Сомов принимает срочные меры. Действительно, нас душат вещи. Начинается беспощадное изгнание всего лишнего. Тщетно пытаюсь доказать, что чемодан с запчастями для сейсмостанции мне необходим. Виталий выставляет его мгновенно в тамбур. Опасаясь за хрупкие радиолампы, я несу его в грузовой балок и устраиваю поуютнее между кипами меховой одежды. Все ложатся спать, а мы с Втюриным решаем произвести измерение мощности ледника.

Выходим наружу. По поверхности струится снег, влекомый ветром. Тишину нарушает равномерный шум моторов обоих тракторов. Разматываем кабели сейсмостанции, устанавливаем чувствительные сейсмоприемники. От небольшого заряда взрывчатки, опущенного в скважину, тянется провод в балок. Все готово. Включены осциллограф, усилители. На экране осциллографа появились световые зайчики, отбрасываемые зеркалами гальванометра. Но что это? Они дрожат, расплываясь в широкие полоски. Некоторое время пытаюсь устранить помеху, потом соображаю: ведь это двигатели сотрясают лед… Трактор глушить нельзя, а посоветоваться не с кем — все спят. Тогда выхожу, сажусь в трактор и отвожу сначала один, а потом второй метров на 500–600 сторону.

Теперь зайчики стоят как вкопанные. Нажимаю кнопку — глухо доносится взрыв. Взрывная волна бежит по толще льда, достигает скального ложа и, отразившись от него, возвращается на поверхность. Осциллограф записывает на фотобумагу все колебания льда, вызванные взрывом. Выключаю аппаратуру, достаю кассету с фотобумагой. Проявитель и закрепитель приготовлены еще в Мирном. Тушу свет и начинаю проявлять. Двигаясь на ощупь по балку, задеваю стол, что-то падает с грохотом. С нар раздается ворчание. Но вот проявление закончено. На длинной ленте фотобумаги черные кривые зафиксировали время пробега волны. Еще на мокрой ленте произвожу предварительную обработку. Мощность льда здесь 400 метров. Произвожу контрольный взрыв. Да, мощность льда всего в 4 км от берега уже достигает 400 метров. Ложе ледника находится на 200 метров ниже уровня моря (это первое открытие Андрея Петровича в Антарктиде. — Прим. авт.). Как жаль, что все спят и не с кем поделиться этой новостью. Пытаюсь растолкать Бориса [Втюрина]. Да нет, куда там, спит как сурок. Огорченный, сматываю провода. Достаю свой спальный мешок и пытаюсь залезть на вторую полку на свое место. Напрасная затея. Ребята лежат так плотно, что между ними мне не поместиться. Пришлось пойти на склад за раскладной кроватью и поставить ее в проходе».

А утром Борис Иванович Втюрин стал свидетелем забавной сцены: «Наш главный механик Михаил Семенович Комаров первым пошел к тракторам, как вдруг влетает, будит всех, кричит Сомову: „Сомов! Михал Михалыч! Трактора украли!“ — „Трактора украли? Ты что, Миша? Пингвины, что ли, украли? Так они сюда не доходят!“ А потом говорит: „Ну, буди Капицу — это его проделки!“»

Андрей записывает дальше в дневнике: «Снова начинается мучительный подъем. Трактора двойной тягой тянут каждый поезд, преодолевая крутой склон и глубокий снег. С трудом на первой скорости, поминутно застревая, вытягивают сначала первый поезд, а потом и второй к вехе десятого километра…

К 10 часам вечера 3 апреля дошли только до двадцатого километра. За день прошли 16 км. Двигаться трудно, мешает рыхлый снег. Особенно трудно тянуть второй поезд с горючим. После детального осмотра Комаров находит дефект в санях. Изгиб полоза сделан слишком крутым, и сани загребают снег, оказывая огромное сопротивление движению. Поэтому принято решение перегрузить часть горючего на двое других саней, а эти бросить…

Идем значительно быстрее, так как второй поезд больше не отстает. К вечеру достигаем 50 км. Здесь стоит последняя веха, поставленная во время похода на вездеходах. Дальше нога человека еще не ступала…»[185]

«Вечером пытаюсь произвести зондирование ледника, но неудачно. Сильный ветер сотрясает балки, толчки передаются в ледник, и приборы регистрируют такое количество сейсмических волн различного происхождения, что разобраться в них совершенно немыслимо. Делаю несколько взрывов и с трудом определяю: мощность льда равна 1000 метров…

А дали здесь необычные. Ровная безбрежная равнина напоминает открытый океан. Сходство еще более подчеркивается рябью, образованной застругами… Всем нам страшно хочется увидеть хоть какой-нибудь темный предмет — скалу, землю. Но ледниковая равнина безбрежна и пустынна. Час за часом проходят в движении, и ничего не