пожалуй, самая сильная пурга, которую мы видели до сих пор в Антарктиде. Ветер до 24 метров в секунду с морозом 40°.

Ушедший еще утром дежурить на кухню Борис Втюрин звонил по телефону и просил его откопать. Взял лопату и вышел на улицу. Бешеный порыв ветра свалил меня с ног. Падаю и скольжу куда-то ногами вперед… Во время падения я потерял ориентировку и только примерно представляю, что поезд должен быть где-то слева… если начать сейчас искать поезд, то можно еще дальше уйти от него, а тогда дело плохо. Проходит 10–20 минут, и… ветер немного спадает. До боли в глазах вглядываюсь туда, где должен быть поезд, но там все бело. Случайно поворачиваю голову направо и вижу салон-вагон в каких-то 6–8 метрах от себя. Снова ветер усиливается…

Начинаю откапывать дверь, но работа довольно неблагодарная. За то время, что выкинешь три лопаты снега, наносит две обратно. Переговариваемся с Борисом через трубу печурки, но вот, наконец, первая дверь откопана наполовину. Как все двери в наших домах, она открывается внутрь. Вваливаюсь в тамбур. Здесь тоже по колено снег. Выкидываю его на улицу и влезаю в кухню. Здесь тепло и уютно, на сковородке шипят котлеты. Пахнет кофе и еще каким-то кулинарным ароматом. Вознаграждаю себя парой котлет и чашкой кофе.

Полдела сделано, теперь надо взять все кастрюли, миски, ложки и тащить в салон-вагон… Борис уходит вперед, неся кастрюлю супа. Чтобы дважды не ходить туда и обратно, я решаю забрать всё сразу. Одиннадцать кружек я нанизываю на ремень и, как ожерелье, надеваю на шею. Вилки, ложки и ножи — в нагрудный карман. Десять мисок — за пазуху. Чайник с кофе — в левую руку. Кастрюли с котлетами — в правую. Ну, кажется, всё. Открываю дверь, становлюсь на стул и ставлю чайник и кастрюлю на крышу балка. Подтягиваюсь, вылезаю на край лаза, ведущего к двери кухни, и закрываю за собой дверь. Делаю шаг и лечу куда-то вниз. Между балками сравнительно тихо, ветер ревет наверху. С трудом выбираюсь. Вид у меня забавный — ожерелье из кружек вокруг шеи, гремящие миски и чайник, из которого валит пар. Единственной потерей оказалась крышка чайника. Наверное, ее подхватил ветер и унес к Мирному со скоростью 70–80 км в час.

Так как ужин был полностью доставлен, то потеря крышки была мне великодушно прощена»[187].

Продвигаться вперед становится все труднее: «Температура воздуха упала до 48° мороза. Многие мелкие обморожения, или, как их называют, „поцелуи мороза“, носят все без исключения участники похода. Больше всего страдают веки, переносица и скулы. Вчера Борис Втюрин осторожно снял с переносицы „седьмую шкуру“… Пожалуй, шутить стали чуть меньше.

Сегодня прошли всего 10 километров, поминутно застревая в глубоких надувах. Ночью температура упала до 52° при ветре 13–14 м/сек. Снова началась пурга.

Только 30 апреля мы смогли двинуться вперед, раскопав поезд… Поверхность ледника покрыта рыхлыми надувами. С ходу въезжаем в один из них. Долго мучаемся, расцепляя поезд и выдергивая каждый балок отдельно…

Решили выслать вперед проводника… Первым вышел Борис Втюрин, через 45 минут его сменяет Щекин (аэролог. — Прим. авт.), а его — я. Иду перед трактором, специальной палкой ощупываю поверхность. Шаг за шагом продвигаюсь вперед. Палка ударяется о твердую поверхность плотного снега. Но вот палка уходит в мягкий и рыхлый надув. Скрещиваю руки — это знак трактору остановиться. Нащупываю сугроб. Ухожу вправо, иду вдоль его края. Надув становится шире, возвращаюсь влево и, наконец, нахожу узкий проход между двумя надувами. Поезд медленно поворачивает и идет в проход. Надув уже позади, и снова метров 200–300 твердая поверхность.

Самое важное — выработать плавные, не очень быстрые движения. Идти приходится боком, повернув голову так, чтобы край капюшона закрывал лицо от ветра. За время похода мы научились ходить боком, как крабы, чтобы не подставлять лицо ветру, хотя лишь узкое окошко открывает два глаза и часть переносицы. Но и этого достаточно, чтобы испытать на себе все прелести обжигающего ветра».

Наступает Первое мая. Торжественной линейкой с поднятием государственного красного флага, как и положено дома, в Советском Союзе, участники первого советского антарктического похода отмечают Международный праздник трудящихся.

Андрей записывает в дневник: «Бабарыкин достает спрятанную пачку „Беломорканала“. Вот уже три дня, как курить нечего. На душе тепло и радостно».

Но на следующий день обстановка меняется: «2 мая очень тяжелый день, стало пуржить, видимость сократилась в несколько раз; делали большие крюки, огибая надувы. За весь день с трудом прошли пять километров, хотя двигались около шести часов подряд. Вечером получили приказ Сомова искать посадочную площадку для самолета и около нее останавливать поезд на зимовку.

3 мая с утра двинулись вперед… У всех одна и та же мысль: хоть бы подольше не встретить площадки — дойти бы как запланировали до 400-го километра. Весь день — движение, и вот, наконец, Втюрин находит полосу, свободную от застругов. Все сходятся на том, что она „мало подходит“. К 5 часам вечера останавливаемся на 339-м километре. Ждем самолета…

Вечером с Павлом Кононовичем провели астрономические наблюдения. Долго вечером Сенько сидел и считал координаты, и уже поздно вечером он сделал всем нам подарок… эта точка находится на расстоянии 374 км от Мирного. Подарок Сенько заключал в себе 35 км пути, а значит, до цели всего 26 километров.

Рано утром 4 мая снова получили извещение, что вылетел самолет Ан-2. Продвинули поезд на один километр к югу — там посадочная полоса лучше… Через два часа над головой раздалось гудение мотора, а еще через несколько минут самолет стоял около поезда и разгружал стройматериалы, продовольствие, ящик папирос… К нам прилетел плотник Фирсов, а с самолетом должны были улететь Сенько и Щекин. Но при взлете, ударившись о заструг, сломалась стойка правой лыжи. Самолет сильно развернуло, и он стоит, покосившийся на одно крыло. В результате у нас не только не уменьшилось количество людей в балке, а даже увеличилось на пять человек. Послана радиограмма в Мирный с сообщением о поломке самолета. Приказ Сомова: „Строить станцию, посадочную площадку и ждать тяжелый транспортный самолет Ли-2, который привезет запасную стойку и еще стройматериалы для строительства станции“.

Итак, 4 мая 1956 года в 9 часов 18 минут санно-тракторный поезд сделал свою последнюю остановку, пройдя за 32 дня расстояние в 375 км, и в точке с координатами 69°45′ южной широты и 93°30′ восточной долготы на высоте 2700 метров над уровнем моря перестал существовать.

Балки были сдвинуты вместе, компактной группой, и сделан общий тамбур. В дальнейшем эта станция получила название Пионерской. Мне пришлось быть строителем этой станции, еще месяц я прожил здесь,