Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы хотите сказать, что никогда не видели хозяина сада?
— Никогда.
— Скажите, а я мог бы встретиться и поговорить с другими людьми, бывающими в этом доме?
— Боюсь, вам вряд ли это удастся.
— Но, судя по всему, это солидный дом? Возможно, усадьба? Наверняка там есть охрана, прислуга? Содержать большой дом непросто, без соответствующего персонала не обойтись. Верно?
— Возможно. Я бы даже сказал, разумеется.
— Ну и?
— Однако в этом солидном доме среди персонала не принято общение. Очевидно, все, так же как и я, приходят, делают свое дело и уходят.
— Очевидно?
— Да я не вижу никого, — садовник пожал плечами. — Почти никого. — Бреннер чуть запнулся, произнося последние слова.
— Что все-таки значит — «среди персонала не принято общение»?
— Ну, если вам так хочется точности в словах — это запрет! Нам, работающим в доме, запрещено строго-настрого болтать друг с другом и с посторонними о том, что происходит в доме.
— А что там происходит?
Бреннер пожал плечами:
— Да в общем ничего…
— Ничего?
— Ничего.
— Столько, однако, запретов — и «ничего». Странный дом! Вам так не кажется?
— Кажется, — сдержанно кивнул садовод Вольф Бреннер. — Но это окупается. Вопрос цены для меня, видите ли, первичен.
Арина, молча присутствовавшая при этой беседе, невольно кивнула.
— А запрет на общение так серьезен? — снова поинтересовался Дамиан.
— Например, горничную, которая не в силах была проконтролировать свою страсть к болтовне, недавно уволили, — охотно пояснил Бреннер. — Словоохотливая от природы женщина, очевидно, не в состоянии была преодолеть своей природной склонности к общению. Она, например, постоянно делала попытки со мной поговорить, хотя это не принято. — Бреннер не стал уточнять, что вместо уволенной горничной в доме недавно появился новый персонаж.
— Конечно, такая таинственность наносит мне некоторый профессиональный ущерб, — продолжал садовник. — Я не смогу, например, использовать в рекламных целях плоды своего труда. Хотя этот зимний сад, без ложной скромности, почти шедевр…
— Шедевр?
— Сад мне удался, скажем так! Но я не смогу давать интервью, публиковать слайды, распространять видеокассеты. Что, конечно, помешает привлечению новых клиентов, росту моей репутации. Впрочем, это достойно компенсируется.
— Что ж… — Филонов постарался скрыть разочарование. — Но я мог бы, по крайней мере, увидеть ваш сад?
— Ни в коем случае!
— Вот как?
— Таково условие моего договора — никаких посторонних в саду. Никого и никогда. Кстати, как я уже обмолвился, общение обслуги с посторонними тоже не принято.
— Неужели?
— Я встретился с вами только потому, что меня очень-очень попросил редактор журнала «Редкие растения». Моя профессиональная судьба зависит кое в чем от добрых отношений с этим изданием.
— Благодарю, господин Бреннер. Я тронут сделанным для меня исключением.
— Не за что, — Бреннер любезно улыбнулся. — К тому же ваш офис удачно расположен, в самом центре. Мне не стоило большого труда сюда заглянуть.
— Надо ли объяснять, как мы признательны вам, что вы согласились на встречу. Но почему… почему все-таки в доме, где вы работаете, столь странные порядки? — Дамиан пристально взглянул на своего собеседника.
— Не думаю, что чудней, чем где бы то ни было, — вздохнул господин Вольф Бреннер. — Сейчас вообще время причуд и капризов. Деньги, знаете ли, стимулируют фантазию. А легкие, свалившиеся с неба деньги — буйную фантазию. В общем, капризы богатых — всегда загадки. И разгадывать их — не моя специальность. Мое дело возделывать сад.
— М-да, загадки — моя специальность, — усмехнулся детектив. — И разгадывать их — моя профессия.
— Желаю удачи, — Бреннер протянул на прощанье руку. — Кстати, еще одна из загадок — в доме нет зеркал. Во всяком случае, я не видел ни одного.
— Правда?
— Всего наилучшего. Рад был познакомиться! — Как всякий западный человек, Вольф никогда не жалел при общении с людьми любезных слов и улыбок.
— А все-таки… Вы могли бы, по крайней мере, объяснить, где находится этот загадочный дом? — Дамиан на мгновение цепко, как клешней, задержал руку несговорчивого садовника. — Ну, ради редактора журнала «Редкие растения»?
— Нет, нет, никак не могу! — сразу снова заволновался Бреннер. — Даже ради редактора.
— Но…
— Как же я скажу вам адрес? Такие сведения тем более конфиденциальны. И к тому же вам все равно не удастся туда попасть!
— В самом деле?
— Извините, я тороплюсь: у меня встреча в оранжерее Шитикова. Они предлагают очень хороший экземпляр гардении. Думаю договориться о покупке.
Когда садовник вышел, Дамиан тут же накинулся на Арину.
— Созвонитесь немедленно с Ароном Шитиковым — у меня к нему важная просьба, — торопливо произнес он.
* * *
Родители Алексея Карсавина были так счастливы возвращению сына, что действительно не стали особенно вникать в подробности придуманной Дамианом истории. Они даже разрешили певице Даше, как спасительнице, посещать дом и навещать Алексея.
К помощнику адвоката, благодаря усилиям врачей, постепенно стала возвращаться память. А Даша проявляла такую сомоотверженность, что Лешина мама, наблюдавшая, как та ухаживает за ее сыном, однажды пробормотала даже что-то вроде: «Вообще-то, эти провинциальные девочки умеют быть хорошими женами». Кажется, строгая дама сменила гнев на милость.
Теперь вершиной счастья Даша считала вовсе не свою карьеру. Белоснежное платье невесты — вот о чем мечтала певица. Даша даже уже решила, что, когда придет время, она сама себе его подарит. Все-таки она зарабатывает побольше, чем помощник адвоката. Она закажет платье у самого знаменитого итальянского модельера! Непременно от кутюр!
Это платье в последнее время часто снилось певице Даше.
Почему-то ей снилось, что она идет в нем по снегу. По сверкающему, сияющему снегу. И кружевной белоснежный шлейф ее свадебного платья по этому снегу стелется. Сон повторялся.
Снег, вообще-то, снится к любви. Однако отчего-то в конце Дашиных снов белизна снега и кружев снова смешивалась с какой-то отвратительной желто-коричневой грязью. Такая бывает, когда роют яму на кладбище, зимой, и могильщики выбрасывают лопатами на снег желтые комки. Они размокают на снегу, превращаясь в жидкую грязь.
Вот и Даша шла-шла в своем итальянском сверкающем белом платье — и в конце концов оказывалась на краю ямы. Однако яма, которая ей снилась, была какой-то чересчур уж огромной. Даша в жизни своей не видела таких огромных могил. Яма огромная, как котлован.