Кажется, я уже потихоньку начинала вливаться в странноватую атмосферу особняка и его обитателей и готовилась исполнять отведенную мне роль. Какую — я до конца еще не понимала.

Игнат обернулся ко мне, искупав меня в неутолимой тоске в глазах.

— Ты уже, должно быть, все знаешь, — озвучил он.

— Да, — кивнула я, смутившись от его взгляда, — но только не говори, что на самом деле Клаус — твой сын.

Игнат нервно рассмеялся.

— Нет, конечно, — сказал он с легкой улыбкой, — слава богу. Но я действительно любил его мать…

— И твой хозяин об этом знает? — спросила я и тут же отругала себя за излишнее любопытство.

В моей памяти всплыли довольно экспрессивные высказывания Клауса на эту тему, и мне зачем-то захотелось услышать версию Игната.

Нельзя же просто взять и не лезть в чужие дела, верно? Да и мне уже, в принципе, нечего терять. Вопрос о моем увольнении хоть и не озвучивался вслух, но витал в воздухе, как звон церковного колокола.

— Да, — тихо проговорил Игнат, и полностью удовлетворил мое желание услышать новую версию этой странноватой истории. — Меня сюда отправили на стажировку после университета, я встретил ее и влюбился без памяти. Она вроде начинала отвечать мне взаимностью, но… появился хозяин. Нет, не думай, что она выбрала его, потому что он был богат. — Я и не думала, а стояла развесив уши и внимала его рассказу. — Он тогда еще не имел всех своих денег и влияния. Я ушел в армию, служил… когда вернулся, он уже начал свое дело. Это были девяностые. Ему нужен был очень надежный человек рядом, чтобы охранять жену и ребенка. А потом она умерла, вот и вся история.

Я думала о другом — прикидывала в уме возраст Игната и время, когда он оказался на военной службе. Все более или менее сходилось, но у меня были еще вопросы.

— Чечня? — осторожно уточнила я.

Игнат кивнул, хотя я могла и ошибаться.

Значит, он значительно старше, чем я предполагала, раз к тому моменту успел уже и отучиться, и пройти производственную практику. Я в те годы еще только поступила в «Ворошиловку».

Нужно отдать ему должное, выглядит он значительно младше своих лет. Но спрашивать возраст было бы совсем нетактично.

— Но почему ты перестал быть годен как телохранитель? — выплюнула я вопрос, мучивший меня больше всего.

— С годами старая травма, полученная на войне, стала давать о себе знать, — уклончиво ответил Игнат, хотя я ждала совсем другого.

Новую душещипательную историю о том, как он накосячил и стал причиной гибели любви всей своей жизни как минимум. Но на самом деле я догадывалась, что, скорее всего, с женой олигарха случилось что-нибудь более банальное вроде рака. Нет, это заболевание, конечно, не было банальным, но логично вписалось бы в их семейную историю. Вряд ли она подхватила какую-нибудь тропическую лихорадку, волонтерствуя в странах третьего мира.

И все-таки затронутая мной тема смутила разоткровенничавшегося Игната, и он выудил из кармана пиджака телефон, чтобы проверить местоположение Клауса.

Мальчишка все еще находился на прежнем месте, скорее всего, продолжая изливать в уши своей новой подружки жалобы на ужасную жизнь богатого отпрыска.

Кажется, Игнат был этим фактом разочарован. Он был смущен и предпочел бы отправиться преследовать нашего подопечного. В действительности я тоже.

Мне вообще довольно тяжело давались всякие личные разговоры, хоть я и получила некоторое удовлетворение оттого, что утолила свое любопытство, хотя бы частично.

Я везде искала двойное дно, и подобный акт откровенности Игната тоже казался мне довольно подозрительным. Вероятно, конечно, на него нахлынули воспоминания при виде этого места, и он впал в горькую ностальгию, но я всегда не удовлетворялась одним оправданием и искала другие варианты. И моя богатая фантазия всегда вступала в такие моменты, доводя любую безобидную ситуацию до масштабов вселенской катастрофы.

Мы довольно долго стояли перед зданием Филармонии молча, и я уже начала привыкать к этому состоянию, когда Игнат снова решился заговорить.

— Почему ты стала телохранителем? — спросил он.

Я простонала про себя, что вовсе не планировала изливать ему душу и считала его сегодняшнюю разговорчивость актом доброй воли, а не торгами, за которые я тоже должна была приоткрыть завесу своего личного пространства.

— Ну, про военное училище ты уже знаешь, — сказала я и надеялась, что Игната удовлетворит такой ответ, но его испытующий взгляд говорил об обратном.

Я устало помассировала виски, думая, как бы побыстрее отделаться от всего этого и перейти на более безопасно-нейтральные темы.

— Пробовала преподавать языки, но у меня с детьми плохо складывается, — по горькой иронии каждое слово давалось мне так тяжело, словно я забыла родной язык, — это действительно интересно… я… я не знаю.

Я все же ждала услышать что-нибудь в духе того, что мне говорили на все это обычно — неженская профессия, высокий риск, постоянная опасность, неприятные заказчики и еще более неприятные те, от кого этих заказчиков нужно защищать, но Игнат сдержался.

— Ясно, — довольно сухо выдал он, и от этой реакции мне снова стало невыносимо неловко.

Захотелось убежать куда-нибудь подальше от него и вообще от всего этого. Потому что я действительно ненавижу говорить о личных вещах. Потому что я не вижу смысла говорить об этом с Игнатом, да и в принципе вообще. Потому что я предпочитаю не сближаться с людьми и никому не доверять, этому меня научили как раз таки годы, посвященные той самой «неженской» профессии. Потому что, когда я начинаю кому-то доверять, как это было с Клаусом, я потом просыпаюсь на полу в туалете с тяжелой от снотворного головой и долго разгребаю дерьмо, случившееся за время моей отключки. Потому что любая личная информация может быть легко использована против меня, и чем меньше я даю ее людям, тем меньше козырей против меня у них в руках. И еще потому, что я не вижу смысла доверять человеку, который на моих глазах платил за что-то двум амбалам, с которыми мне пришлось подраться в подъезде. Человеку, который следит за своим подопечным с педантичностью настоящего маньяка и, вероятнее всего, знает о том, как я ошиблась; вполне вероятно, сам позволил этому случиться, если не принимал в этом прямого или косвенного участия. Я не могу и не хочу доверять Игнату.

Пока я думала об этом всем, мои кулаки непроизвольно сжались, и я почувствовала нестерпимое желание высказать все это в отстраненное лицо мужчины. А заодно наконец-то поинтересоваться, кто были те двое и зачем он подослал их к квартирке, которую арендовал Клаус, с одному ему известными целями.

Я привыкла к простым заданиям — нужно защитить человека от реальной угрозы, проявив при этом все свои навыки и таланты. В этот раз мне приходилось барахтаться в паутине из интриг и недомолвок, и я уже точно не понимала, зачем я здесь и кого от чего я должна охранять.