— Спой открывающее заклинание, — потребовала Анджелика.

— Я ни одного не знаю, — вынужден был сознаться Тонино.

Анджелика приняла надменный вид, и он сразу понял: она еле сдерживается, чтобы не наговорить ему малоприятных вещей.

— Ну а я не смею, — сказала она. — Ты сам видел, что получилось в прошлый раз. Если я высунусь, они опять нас поймают и накажут — превратят в марионеток. Второй раз я этого не переживу.

А сам он переживет? Тонино не знал. Вспоминая их превращение в Панча и Джуди, он вовсе не был уверен, было ли это наказанием. Скорее всего, в планы герцогини входило заставить их паясничать. Низости ей было не занимать. С другой стороны, он сомневался, что сможет выдержать еще одно Анджеликино бездарное заклинание.

— Тут люк, — сказал он. — Крышка, должно быть, держится на каком-нибудь крючке. Давай саданем по нему подсвечниками.

— А если на нем заклятие? — заколебалась Анджелика. — Ох, ну ладно. Давай попробуем.

Они взяли каждый по подсвечнику и, встав у окон на колени, принялись бить изо всех сил по едва заметной черте. Картон оказался крепким и губчатым. Вскоре подсвечники стали похожи на плакучие ивы, только металлические. И все же небольшую дырку посередине одного конца скрытой двери пробить удалось. Тонино показалось, что он различает мерцание металла. Он высоко занес подсвечник, чтобы нанести мощный удар.

— Стой! — свистящим шепотом остановила его Анджелика.

Где-то невдалеке послышались размашистые шаркающие шаги. Тонино осторожно опустил подсвечник и затаил дыхание. Далекий голос ворчливо произнес: «Мыши, значит… ничего тут нет…» Внезапно стало гораздо темнее. Кто-то выключил свет, оставив лишь голубоватое мерцание маленькой люстры. Шарканье удалялось. Хлопнула дверь, и наступила тишина.

Анджелика положила подсвечник и попробовала прорвать картон руками. Тонино встал, отошел в сторону. Пустое дело. Кто-то их все равно подслушивает, что бы они ни предпринимали. Во дворце полно лакеев и солдат. Возможно, лучше прекратить все попытки и подождать, пока герцогиня не выложится до конца. Сейчас, когда он встал во весь рост, картонная комната показалась ему чрезвычайно маленькой. Наполовину ее заполняли марионетки. В ней и пошевелиться было негде. Тонино хотелось броситься на стену и завыть. Он двинулся вперед и тут же задел стол. И так как теперь он был намного больше и тяжелее, стол закачался и заскрипел.

— Есть! — вскричал он. — Ангел! Дорисуй Ангела!

Анджелика повернулась к нему, демонстрируя шишку на лбу:

— Я не в том настроении, чтобы заниматься художеством.

— Да не художеством — заклинанием, — объяснил Тонино. — А потом мы поставим стол над собой, пока будем таранить дыру.

Анджелике не надо было говорить, что Ангел — самое могучее заклинание в Капроне. Отбросив подсвечник в сторону, она вскочила с пола.

— Да, это, пожалуй, подействует, — согласилась она. — Знаешь, для Монтана у тебя очень неплохие идеи.

Головой она снова коснулась люстры. По комнате запрыгали, заплясали тени, мешая им найти кран, которым Анджелика наносила Ангела. Тогда Тонино просунул голову и руку в крошечную умывальню и выломал второй бесполезный кран.

Но даже когда тени прекратили свою пляску, изображение выцарапанного на столе Ангела было едва видно. И выглядело оно неясным и маленьким.

— Ему нужен его свиток, — сказала Анджелика. — И еще я добавлю нимб в знак того, что он святой.

Анджелика стала теперь настолько крупнее и сильнее, что с трудом удерживала в руке крохотный кран. Когда она закончила Ангела, нимб вышел чересчур большим, а свиток вообще не удался. Стол качался туда-сюда, кран резал слишком глубоко или скользил, и Ангел грозил превратиться в нечто несообразное.

— Кропотливая работа! — вздыхала Анджелика. — Ну как? Пойдет?

— Нет, не пойдет, — отрезал Тонино. — Свиток надо развернуть побольше. У нашего Ангела видно несколько слов.

Тонино был совершенно прав, и поэтому Анджелика вышла из себя:

— Да? Вот и рисуй сам, если ты такой умный, ты, Монтаново отродье!

Она протянула кран Тонино, и он, дико рассердившись, выхватил его у нее.

— Вот! — крикнул он, отскребая длинный завиток лака. — Вот недостающий кусок. А слова должны быть сбоку. «Carmen pa, Venit ang, Cap»[4]и еще много, но на них не хватит места.

— Наш Ангел, — заявила Анджелика, — говорит: «cis saeculare», «elus cantare» и, ближе к концу, «virtus data».[5]

Тонино вовсю скреб по столешнице и не слушал. И без того было достаточно трудно вывести буквы таким орудием, как водопроводный кран.

— Получилось! — вскричала Анджелика. — Знаешь, меня часто удивляло, почему мы поем не эти слова…

Тут им обоим пришла в голову одна и та же мысль. И они, стоя нос к носу над изрезанной столешницей, уставились друг на друга.

— Чтобы найти слова, надо искать их, — сказал Тонино.

— И они были над нашими воротами все это время! Ох, как глупо! — воскликнула Анджелика. — Ну, за дело! Нам нужно удрать сейчас!

Тонино ограничился внесением в свиток «Carmen». На большее не было места. И они потащили скрипящий, шатающийся стол к проделанной ими дыре, водрузили над ней и под его прикрытием принялись расширять ее, вырывая куски из раскрашенного пола.

Вскоре их глазам открылся брус из серебристого металла, тянувшийся от крышки люка до этажа под ними. Тонино просунул конец подсвечника между рваными краями картона и сбоку постучал по металлу.

— Заговорен, — заключил он.

— Ангел! Капронский Ангел! — в тот же момент взмолилась Анджелика.

И брус подался в сторону. У их колен отвалился большой прямоугольный кусок пола, открыв бездонную темную дыру.

— Давай возьмем веревку Палача, — предложила Анджелика.

Они кинулись к груде кукол и сорвали веревку с крошечной виселицы. Тонино привязал ее к ножке стола.

— Настоящая бездна, — проговорил он в нерешительности.

— Не-ет, всего два метра, — возразила Анджелика. — Да и мы не такие тяжелые, чтобы расшибиться. Уж как я брякнулась, когда ты скинул меня с помоста, но… ничего не сломала.

Тонино пустил Анджелику первой; она спускалась, раскачиваясь в темной пустоте, как бойкая голубая обезьянка. Хрустел хлипкий стол, трр-трр. И накренился в сторону ножки, за которую была привязана веревка.

— Ангел, Капронский Ангел! — шептал Тонино.

Стол нырнул в пустое пространство, сначала одним углом. Картонная комната закачалась.