Когда Брок закончил, я сглотнула. Вот тебе и праздничек.

— У вас, у людей, есть и другие развратные обычаи. Например, кнесс может первый раз взять молодую жену на глазах у своих воинов. Или вот еще праздник…

Потрясение было настолько сильным, что даже печень предложила выпить. Вот только под рукой не оказалось ничего, кроме жбана с молоком, который всучила мне Бажена. Я открыла крышку и сделала большой глоток. То, что это ни разу не молоко, поняла в секунду.

Голова закружилась, ноги ощутили небывалую резвость. Захотелось бежать, смеяться, радоваться звездам и луне. А потом я посмотрела на Брока.

— А ты красивый, — сами собой сорвались слова. Я выдохнула их чуть хрипло.

По телу разлилась истома. «Наркотик», — выплыла обреченная мысль. А потом стало уже все равно. Лишь ощущение, что я лечу в какую-то бездну, туда, где единственное спасение — поцелуи, терзающие губы, и прикосновения, танцующие на коже. Дурман, что туманит разум и оголяет чувства, инстинкты.

Брок вырвал у меня из рук жбан, отхлебнул и резко выплюнул.

— Кереметь тебя раздери! Маковое молоко.

А потом, как сквозь пелену, до слуха донеслось: «Так вот почему Йона сорвало». Мне же было безразлично, от чего там снесло крышу блохастого. Здесь и сейчас существовал Брок, и я потянулась к нему.

Все происходило как во сне. Он вновь оттолкнул, я снова прижалась. А потом впилась в его губы. Сильно, без намека на нежность. Сама. Дракон закаменел.

Запустила руку в его волосы, целуя, рыча, вновь целуя. Я хотела всего и сразу, словно до этого прошли века ожидания. Брок пытался поймать мои руки, увернуться. Это раздражало. Неимоверно злило.

Я не могла остановиться. Отвар, будь он неладен, просто не давал мне этого сделать. Мне хотелось Брока до безумия. Ощутить кожу, впитать запах корицы и имбиря, почувствовать его всего, целиком.

Я больше не думала ни о чем. Были лишь эта ночь, эти звезды и сражение тел.

Проснулась я оттого, что тело кололо сотней иголок. Голова раскалывалась, во рту чувствовался отвратный вкус, будто залпом выпила стакан сока из гнилой капусты. Но главное — я не могла пошевелиться. Совсем.

Порою страх — это трамплин для подвига. Так получилось и у меня.

Я забилась, завозилась полевкой, чей хвост прищемила мышеловка, и поняла, что вовсе не спелената смирительной рубашкой. Да и вообще, рубашки как таковой на мне не было. Зато имелся стог. В котором я, судя по всему, и провела ночь.

Выбравшись из своего убежища, осмотрелась. Первое, что… Вернее, первый, кого я увидела, был Брок. А потом в голову начали лезть воспоминания. А за ними налетела и вторая волна, но уже не страха, а паники.

Кажется, вчера я изнасиловала дракона. Как же неудобно получилось. А ведь он точно отбивался… Впрочем, последнее, что я четко помнила, это то, как Брок заламывает мне руку, а я его кусаю, и ящер, шипя и ругаясь, отпускает захват.

Посмотрела на разорванную в клочья рубаху дракона, мою, почти целую, но живописно украшавшую вершину стога, потом взглянула на жертву моего разврата, пока еще мирно дремавшую, и мне захотелось завыть в голос.

Потерпевший дракон спал. Но от этого мне не становилось менее совестно: расцарапанные плечи, несколько засосов на сильной шее и, кажется, даже пара выдранных клоков волос.

Я опустила взгляд ниже и поняла, что отныне буду пить только воду. Ладно рубашка, но как я смогла порвать на ящере штаны? Из плотной ткани, что по прочности навряд ли уступала джинсовой.

А потом с замиранием сердца провела рукой по своей груди. Обнаженной. Увы, если во мне и теплился огарок надежды — вдруг ночью мы все же не дошли до самого главного — то когда я поняла, что на мне костюм Евы, этот огонек с шипением погас.

Я тихо, чтобы не расплескать мозги, повернула голову. Казалось, любое резкое движение заставит мою черепную коробку разлететься на мелкие кусочки, а серое думательное вещество — и вовсе растечься киселем. Поэтому я была предельно осторожна.

Мои штаны оказались в двадцати метрах от места нашей сенно-стоговой вакханалии. Кроссовки — и того дальше. Предметы исключительно дамского гардероба обнаружились отчего-то под боком Брока. Осторожно ступая по стерне, я добралась до своей одежды.

Лишь когда полностью оделась, смогла выдохнуть и начать раскаиваться. Сожалела старательно, алея от стыда и не представляя, как посмотрю дракону в глаза. Он людей и так ненавидел, а сейчас к всеобщей нелюбви добавится еще и антипатия к конкретной особе…

— Проснулась. — От голоса, совсем даже не сонного, я подскочила, а, приземлившись на многострадальную ногу, запрыгала на второй, шипя от боли.

— Вчера это тебе не мешало, — кивнув на мою лодыжку и сурово скрестив руки на обнаженной и расцарапанной груди, осуждающе заявил дракон.

— Извини… — Я не знала, что сказать в свое оправдание, и ляпнула: — Я случайно, нечаянно получилось…

Ящер закашлялся, но я, собрав все свое мужество, решила покаяться до конца:

— Знаю, мне нет оправдания, но все же прошу: прости меня, что я с применением грубой силы тебя совратила, изнасиловала и надругалась…

Брок согнулся в приступе кашля, я уже испугалась, не схватил ли он за ночь пневмонию, но дракон распрямился. Этот наглый крылатый не кашлял. Он хохотал.

— Надругалась… — Он все же не смог совладать со смехом. — Извини, но для того, чтобы меня совратить, твоих силенок маловато.

— Но как же… — Я развела руками и взглядом указала на разодранную в клочья рубаху дракона и порты: одна штанина радовала мир дырами, а вторая уцелела лишь чудом.

— Но я же не говорил, что ты не пыталась. Причем весьма рьяно. — Он протянул руку, чтобы потереть шею, и поморщился.

Я же облегченно выдохнула и только тут поняла, что до боли в костяшках сжимаю кулаки.

Брок же, не подозревая о том, какие душевные терзания меня раздирают, с сожалением повертел головой и спросил о том, о чем может спросить лишь мужик:

— А поесть ничего не осталось?

— Нет. — Облегчение от осознания того, что ночью не произошло окончательной капитуляции драконьих нравов, было велико, но все же внутри, где-то глубоко, точил червячок. — Зато приближается пища духовная.

Я не кривила душой. Смурной, но уже умытый, причесанный, в чистой рубахе и даже кожаной безрукавке к нам широким шагом приближался Йон. Рядом трусила лисица.

Когда оборотень подошел, вместо приветствия бросил:

— Я смотрю, вы весело провели ночку.

— Не было ничего!

— Не завидуй, шкура!

Мы с драконом ответили почти синхронно и эмоционально, что возымело обратный эффект. Йон заухмылялся.