— Так-то оно так, — согласился Дмитрий, — да токмо не все пойдут за мной. Уведу я полки в степь, а в спину Тверь… или витебский князь на земли московские позарится. Пока же крепить войско надобно, по городам полки созвать: пусть ратному делу обучаются… тогда их будет легче в войско свести. К батюшке твоему посыльщика отправлю: пусть готовится. А с Олегом рязанским погожу дружбу водить. Рязань — она с гонором! Пусть татары им гонор-то и вышибут!

3

Весть о том, что в Ошеле объявился князь, который дает земли под пашню сколь хочешь, за работу щедро расплачивается серебром и принимает всех желающих под свою длань, быстро разнеслась по округе.

Приходили булгары поодиночке и семьями, нижегородцы и рязанцы приходили водой, гораздо реже из степи возникали вначале татарские разъезды и, посмотрев на строящуюся крепость, на житье-бытье, исчезали, чтобы потом появиться с женами, детьми, стадом скота и табуном лошадей.

Ярослав уже не справлялся со всем этим хлопотным хозяйством сам. Из множества пришедших он выделил помощников и те не за страх, а за совесть трудились не щадя живота своего. За работой Ярослав похудел, осунулся, от недосыпания под глазами легли серые круги. Ростислава извелась, пытаясь накормить, обогреть, уложить спать своего неугомонного мужа.

Видимо, весть об ошельском князе дошла и до Хлынова. По последней воде пришло два ушкуя с тремя десятками повольников. Среди них оказался и давний знакомец Ярослава Тимоха Кладень. Не чураясь, как с равным, обнялся князь с товарищем.

Оценивающе окинув взглядом опоясавшую холм крепостную стену с несколькими башнями, Тимоха спросил:

— Князь Яр ведом тебе?

Ярослав кивнул.

— Сведешь?

— Сведу. У тебя к нему дело или так, любопытствуешь?

— Дело. Послан воеводой Смолянином.

— А как же боярин Александр Абакунович? Или плох оказался? — поинтересовался Ярослав.

— Всем хорош был воевода, да остепенился. Ушел в Великий Новгород. Говорят, жонку заимел, дите родил, в Совет золотых поясов вошел. Разве ноне ему до нашего брата… Ты-то как? По одежке вижу, не бедствуешь. Поди, у князя Ярослава в помощниках?..

Раздвигая окружавших князя ушкуйников, с трудом продрался Первун. Поклонившись, спросил:

— Дозволь, государь, слово?

— Говори, — кивнул Ярослав.

— Купцы из Булгара пришли, второй день дожидаются…

— Завтра приведешь. Ноне недосуг. Да, вот еще что: пусть в трапезной в тереме столы накроют, но поначалу баньку истопят. Вы как, мужики, охочи до баньки? — обратился он к ушкуйникам, но те застыли столбами, открыв рты.

Первым пришел в себя Тимоха. Сорвав с головы поярковую шапку, спросил:

— Почто тебя государем кличут? Яр — это что — Ярослав, — догадался он.

— Яр — это Ярослав, князь ошельский.

— Настоящий?

— Самый что ни на есть! Князь ордынский и князь булгарский — все это я. Да ты особо не изводись думою. Князь князю рознь: тружусь похлеще смерда, спины не разгибаю, — рассмеялся Ярослав. — Пошли, покажу крепость.

После того, как ушкуйники насладились паром, а потом хмельным медом, мясом, рыбой, диковенными фруктами и ягодами, Савелий — сотник повольников и старший в походе — поведал о цели приезда:

— В последнем походе на булгар взяли большой полон. Идти в низовье Волги, чтобы распродать на рабских рынках, опасно. Осень, река может стать. Вот хлыновское вече решило предложить князю Яру выкупить булгар. Молва дошла, что ты выкупаешь рабов в Орде, купи у нас.

— Много взяли полона?

— Почти шесть сотен…

— Немало. И сколь хотите?

— Возьмешь скопом, отдадим задешево.

— Кормить зиму полон не хотите? — догадался Ярослав. — Что же, людишки надобны, но и мне кормить такую прорву радости мало, — вспомнив, что в прошлом он — купец, Ярослав начал торг.

— Возьмешь всех, поможем хлебом. Пока Волга не стала, десяток ушкуев загрузим, слово даю, — горячился Савелий, ему уж очень хотелось дело сладить.

— Это уже лучше. Продолжим разговор завтра, а пока пьем! — решительно стукнул кулаком по столу Ярослав. — Вы — мои гости!

Поутру торг завершили споро. Расставались обоюдодовольными. Прощаясь, Тимоха доверительно сообщил:

— По весне будет поход. Ушкуев пойдет много… Что в голове у атамана, не ведаю, но побережись… Не жалует Смолянин князей.

Ярослав торопился: ни осенняя стужа, ни леденящие душу ветры, ни нудящие нескончаемые дожди не были для него помехой. В терем он приходил смертельно уставший, не понимая вкуса, что-то съедал и падал в постель без сноведений. В одну из таких ночей он неожиданно проснулся. Его ненаглядная Ростислава рыдала, утопив голову в подушку, чтобы ненароком не разбудить мужа.

— Что с тобой, радость моя? — встревожился Ярослав, обнимая вздрагивающие плечи любимой. — Обидел кто?

Княгинюшка разрыдалась еще сильнее, уже не сдерживаясь, во весь голос.

— Да что с тобой?

— А ты не ведаешь? Жду тебя днями, томясь в тереме, жду ночами, вроде и с тобой, а в одиночестве… Зачем ты женился? Я хизну здесь! Я не нужна тебе!

— Что ты говоришь такое? Ты — лада моя, моя жизнь!

— Так почто ты бросаешь меня? Не жалеешь меня, не жалеешь себя… Ты хотя бы поберег мужиков и баб, для которых стараешься. Их-то почто животов лишаешь. Вон сколь мужиков в земле лежит… Уймись! Всех загубишь, с кем останешься?

— С тобой! С тобой, лада моя!

Когда жена утихла, Ярослав спросил:

— Откуда тебе ведомо, что людишки мрут?

— Я не без глаз: сама вижу — растут холмики. Народ ропщет, Первун сказывал, что булгары уходят… Их ловят татарские разъезды, а они опять уходят. Двух же, что оружны ушли, зарубили…

— Мне не говорят… Ну, я им!.. — угрожающе проревел Ярослав. — А Первун первый…

— Эх ты, князь! Понять не хочешь: берегут тебя твои сотоварищи, — сквозь всхлипы проронила Ростислава.

— Ладно, успокойся. Да не реви ты… — возвысил голос Ярослав. — Думаешь, я без глаз и не вижу, что народ недоволен? Вижу. Да только о благе его пекусь. Трудно город на ровном месте ставить, но я поставил. И ничего, что пока крепость всех вместить не сможет, но в трудную годину за стенами все укроются. Нам бы токмо перезимовать, а весной легче будет. Избы поставим всем, земли распашем… Тогда не уйдут. — Прижав княжну к широкой груди, Ярослав продолжил: — Давно хотел сказать, да все как-то не решался… Тут дело такое… Зимовать тебе одной придется.

— Как одной? А ты?

— Понимаешь, татар-то у нас уже поболе трех тысяч, а лошадей и того больше. Сена и зерна наготовили только для тягловых лошадок да для коней сотни гридей. Татары же в степь без князя не пойдут. Передо́хнут кони, а степняку без коня жизни нет. Конь его и поит, и кормит… Мне надо в степь. Пойдем на юг, пока снег на землю не упал. Ты же останешься в Ошеле. Если хочешь, то отправлю в Нижний…