Но Ярослав, склонив голову и приложив руку к сердцу, ответил:

— Я благодарен князю за его великодушие, но после услышанного мне хочется поскорее оказаться на ошельской земле.

— Твое желание мне понятно и удерживать тебя не стану. Но встретиться с теми людьми, что наметил ранее, тебе необходимо. Почему? Завтра узнаешь. А ноне едим, пьем и говорим. Мой друг не был в северных землях. Расскажи ему о Новгороде, о народах, что живут за холодным морем, о воинах с черными крестами на плащах…

Только после посещения эмира, вручения ему множества подарков и долгого разговора, в котором Ярослав не принимал участия, а лишь наблюдал, как эмир цокал языком, кривился, покачивал головой… Позже Ачихожия пояснил цель встречи и удивил Ярослава в который раз своей прозорливостью.

— Ты — ордынский князь, но за тобой, кроме земли, ничего нет. Не так давно за провинность одному из родовых князей и его сыновьям отрубили головы, жен и дочерей продали… и род остался без князя. Его может принять другой род, более сильный и многочисленный, но они так и останутся чужаками, а значит, самая тяжелая работа ляжет на них, а пастбища будут выделяться самые бедные. Я убедил эмира отдать этот род тебе. Ты уведешь его в Ошел. Это сдержит как булгар, так и русских князей…

— Почему ты это делаешь для меня? — тряхнул кудрями Ярослав.

— Я не так бескорыстен, как ты думаешь, — усмехнулся Ачихожия. — Мои родовые боги наделили меня даром видеть через годы. Именно в видениях я узрел тебя и раскрыл твою судьбу. Я знаю, когда кругом будет все рушиться, и огонь пожрет плоть, а кровь будет литься рекой, только вокруг тебя будет царить мир и покой. Я буду знать, когда это начнется, и если для моих дочерей я к тому времени еще не найду мужей, ты примешь их в свою семью. Примешь не сестрами, женами! — закончил он жестко.

— Но ведь мой Бог велит иметь только одну жену, а кроме того, они иной веры, — попытался возразить Ярослав, но Ачихожия его остановил:

— Мои дочери примут твою веру, а когда они родят от тебя сыновей, то уйдут на родину предков — в Северный Китай. Больше об этом не говорим. Мой друг заждался твоего рассказа. Ты научился моему языку? — строго спросил Ачихожия.

— Еще не совсем хорошо, — замялся было Ярослав.

— Начинай. Я, коли что, помогу.

2

Ярослав не прожил в Сарай-Берке и недели, как началась замятня. Хан Азиз был задушен в шатре своей полевой ставки, а вместо него на ханский стол сел хан Урус, сын Чимтая.

Степь корчилась в кровавой круговерти, разделившей роды кочевников на противников и сторонников хана Уруса, а в Сарай-Берке стояла тишь и благодать. Все так же шумели многолюдные базары на торговых площадях, а на прогулочных — прогуливались ханские сановники, все так же днями и ночами длились пиры, даваемые то эмиром, то верховным кади, то одним из ордынских князей… Но Ярослав понимал, что это тишина кажущаяся: и здесь, в самом сердце Орды, тоже есть противники ставленника великого хана Чимтая. Чтобы не искушать Судьбу, так благосклонно взиравшую на Ярослава, Ачихожия решил: пора!

— Твои лодии, груженные моим товаром, выйдут завтра, а ты со своим родом пойдешь степью сегодня. Старшины рода уже ждут тебя во дворе. Род не богат, но выставляет полнокровных четыре сотни всадников.

— А сколько же всего в роду?

— Сотен семь-восемь. До сотни рабов-ремесленников и пастухов. У тебя табун лошадей, остался от прежнего князя, шатер, несколько возов добра — потом разберешься. Хорошо, что хан распорядился продать жен княжеских, а их у него было шесть. Что бы ты с ними делал?.. — рассмеялся Ачихожия. — Я знаю, у тебя жена. Так вот, те товары, что погружены в лодии — мой подарок тебе. Прими! А в одном из возов, его охраняют мои нукеры, серебро, посуда, каменья: это часть… как это на Руси говорят, приданого моих дочерей. Всем распоряжайся по своему усмотрению. И поторопись с крепостью. Я даю тебе двух мастеров-строителей-арабов. Ты их береги! Они в крепостях ведают поболе нас с тобой. А теперь простимся. Не то заждались твои сородичи. Да, — спохватился Ачихожия, — твою охрану я посадил на коней. Это тоже мой тебе подарок. И еще об одном хочу тебе поведать: нет хана Абдаллаха. Беклярибек Мамай заманил хана и его сановников в ловушку и убил. Это произошло у города Азак. Мамай не может провозгласить себя ханом, ибо вышел не из рода чингисидов, а потому поставил над собой малолетнего Махмуд-Булака, сам же правит всем. И ноне из-за соленого моря татары идут к Волге. На Сарай-Берке Мамай не пойдет, а вот на Русь может. Так что времени осесть на земле у тебя немного.

Ярослав, не зная языка, а тот толмач, что был среди татар, путался в словах, очень трудно и медленно постигал уклад жизни рода. Поначалу княжеская охрана не ладила с нукерами, ведь даже те три десятка, что дал ханский посол Ярославу изначально, были не из монголов и не знали языка народа степей, но со временем пригляделись друг к другу, притерлись. Из пяти десятков, купленных в Бельджимане, пленных рязанцев, Ярослав выделил невзрачного с виду, но умного, хитрого и пронырливого молодца. Звали парня Первуном. Первун очень скоро сошелся с сотниками, со старейшинами рода и даже с Тайлой — родовой колдуньей-провидицей и знахаркой и был носителем воли Ярослава. Тех трех десятков слов, что узнал, ему вполне хватало, чтобы донести волю князя до многочисленных родственников.

Наблюдая за татарами, Ярослав ломал голову над тем, как заставить степняков пахать землю, валить лес, возводить город, жить не в войлочных юртах, а в добротных домах. Примут ли они чуждый им образ жизни, не уйдут ли в степь?

3

На берегу Волги у Ошела, словно пчелиный рой, гудел лагерь. Вокруг княжеского шатра кругами поставлены палатки воинов: и татар, и охраны. Чуть поодаль разместились семейные юрты, и почти у самой отмели, на которую вытащены лодии, у костров расположились купленные Ярославом в Укеке полоняники. Отовсюду доносилась речь десятка языков.

— Как с ними говорить, ума не приложу, — сокрушался Первун, жалуясь князю Ярославу. — Говорю одно, делают другое.

— Ничего, время все расставит по местам. Зови сотников, — приказал Ярослав, — и толмача тож. Толку с него немного, но деваться некуда. Зови!

Когда все собрались, Ярослав, ткнув перстом на возвышающийся над рекой холм, твердо произнес:

— Здесь быть городу-крепости. Но для ее строительства нужно много людей, много камней и немало серебра. Потому, поначалу вон там, — указал Ярослав на ровное место, где пасся табун лошадей, — сладим крепость деревянную, чтобы защититься от какой бы то ни было напасти. Крепость возводить будут все! — Ярослав подождал, пока толмач доведет его слова до сотников-татар, чтобы посмотреть, как воспримут они его волю. Но ни у одного из четырех даже бровь не дрогнула. — Одна сотня нукеров седмицу будет нести охранную службу, потом ее сменит другая… Всем остальным — валить лес, ставить стены, рубить избы… На ту сотню, что будет нести охрану, ложится добыча мяса: птицы и зверя вокруг много. Рыбы тож, вон Волга, знай не ленись! Есть четыре лодии — хлеб купим в Булгаре или Нижнем, а может, купцы, прознав про нас, сами зерно привезут на продажу, и не только зерно. — Переведя дух, Ярослав решительно произнес: — До холодов стены должны стоять! Строительным воеводой будет Саиб, — кивнул он в сторону араба. — Его слово — мое слово. Язык татар ему ведом, нашему же научится. Рубить лес будут русичи, возить — татары…