И я вернулся, глянув, между прочим, и на свой багаж. Слава богу, не допустившему утилитарного поругания святынь! Павловская пока еще не протянула свои цепкие маленькие и скрюченные от жадности пальцы к моим планшетам. Но вот сам капитан встретил меня не слишком ласково. Я понимаю, что патроны он, матерь его, не делает не только здесь, но и вообще. Тем не менее, если бы я спросил патроны у его беременной жены, уверен, что она принялась бы искать у солдат. Тем не менее и капитан, кажется, мозгами зашевелил. Не все его извилины, наверное, еще заняты выяснением отношений с женой. Он на раненых солдат оглянулся и хотел уже было к ним шагнуть, к тем, что не могли помогать ему строить бруствер, но в это время ущелье, как классический пример аэродинамической трубы, донесло до нас сначала непонятные звуки. Лично мне показалось, что это едет колесный трактор, и даже мысль мелькнула о том, что боевики где-то трактором разжились, чтобы на нем к позициям лейтенанта Соболенко подобраться вплотную. Но трактором здесь разжиться возможности не было, да и до позиций не только на тракторе – на автокроссовой машине багги не доберешься, хотя и говорят, что багги везде проедет. Это я быстро понял. А потом и увидел…

– Ну вот, а ты говоришь, прорвутся боевики. Уже не прорвутся, нас нашли и сейчас уже наверняка передают координаты.

Вертолет прилетел со стороны нижнего ущелья. Как раз над боевиками пролетел. И наблюдателю наверняка было видно, что здесь происходит, и оценить наше положение можно было без труда.

– Через час ракетоносцы прилетят и ничего от бандитов не оставят… – проявил Павловский естественный оптимизм. – А за ними десантуру выбросят, чтобы добили тех, кто спрятаться сумеет, если мы сами их не добьем… Я знал, что так будет. Это Воронцов что-то запаниковал… Найдут – не найдут, патронов мало. Хватит нам патронов…

Признаться, я тоже словно бы чувствовал, что дело благополучно завершится.

– Что там за эмблема непонятная на вертолете? – спросил я, вглядываясь внимательнее.

В эмблемах родов войск я не силен, признаюсь, матерь их, без стеснения. «Вертухая»[10]я легко отличу по роже, а не по эмблеме. И мента тоже… А остальное меня касается мало. По крайней мере, раньше мало касалось.

Вертолет летел невысоко, и Павловский тоже всмотрелся.

– Это МЧС… Естественно, они и должны искать пропавших, кто же еще… А час мы спокойно продержимся.

– Без патронов мы и десять минут не продержимся… – резонно возразил я и перекрестился демонстративно широко. – И десять вертолетов МЧС нам не помогут. Боевики тоже не дураки, понимают, чем появление этой «вертушки» для них чревато. Напролом сейчас полезут.

Вертолет пролетел дальше, посмотреть, что в верхней части ущелья делается…

По большому счету я думал, что час продержаться мы в состоянии при любом раскладе сил. Уж очень выгодная у нас позиция, и нам не надо никого торопливо атаковать. Пусть нас атакуют, а мы будем спокойно, как в тире, постреливать одиночными, но точными выстрелами. На это патронов должно хватить. Но капитан принял меня слишком неприветливо, и потому мне очень хотелось ему возразить и поставить его на место. Не на командирское, естественно, а на достойное его…

Капитан Павловский помрачнел. Ему неприятно было, что какой-то священник, пусть и с автоматом в руках, читает ему проповеди на военную тематику. Ему, офицеру, и кто – священник… Но он гордость смирил и пошел к солдатам. Разговор был недолгим. Собрали все, что было, и даже у тех, кто помогал Павловскому бруствер строить. Набили три полных рожка и еще набрали пару горстей в камуфлированную солдатскую косынку, испачканную кровью. С этим грузом я и двинулся было к позициям нижнего заслона, но задержался, чтобы под струйкой водопадика умыться. Горная вода свежая. А лицо, хотя и мокрое от дождя, все же было липким и потным. От простой ходьбы по этому склону – уже потным. Нелегко здесь ходить. Я умывался долго и с наслаждением. А когда выпрямился и взял в руки свой груз, снова услышал приближающийся шум вертолетного двигателя. Вертолет возвращался, осмотрев все позиции. Надо полагать, что данные он уже передал, и скоро на смену ему прилетят машины более серьезные и грозные, умеющие горные долины в перепаханные равнины превращать…

Павловский смотрел в небо. Я рядом с ним остановился.

– А вы бы это, капитан…

– Что? – спросил Павловский жестко и глянул на меня волком. Не любит он, когда ему указывают. Так, кажется капитану, он авторитет теряет.

– Бруствер бы доделали. Мало ли, отступить придется. Чтобы сразу позицию занять, и бой вести. Под обстрелом бруствер не построишь.

Он хотел что-то сказать резкое, я по огню в глазах увидел, по вспышке, но в это время послышалась пулеметная стрельба совсем рядом, и вертолет начал какие-то кульбиты выписывать, чтобы от обстрела уйти. Так необъезженная лошадь, на которую впервые наездник взобрался, скачет. Только лошадь на земле, а вертолет в воздухе.

– Бандиты и его хотят сбить, – заметил я. – Опыт имеют…

– Это не бандиты… – сквозь зубы сказал капитан. – Это рядом… Там позиция старшего лейтенанта Воронцова. Он что, с ума сошел?!

Теперь и я тоже понял, что огонь по вертолету открыли не бандиты. Маленькая машина МЧС находилась как раз в том месте, где корпус нашего вертолета покоился. И что-то в поведении вертолета Воронцову, видимо, не понравилось.

Павловский обернулся.

– Бинокль! Есть у кого-нибудь бинокль? – спросил резко.

Никто ему не ответил. Бинокля у солдат не оказалось, как не оказалось его почему-то и у беременной Павловской.

Капитан зло рукой махнул.

– Точно, у старлея крыша поехала.

– Я схожу туда, посмотрю… – вызвался я, больше для того, чтобы удовлетворить собственное любопытство, а вовсе не для того, чтобы капитана утешить и посоветовать ему взять командование на себя. Я понимал, что такой опытный офицер, как старший лейтенант Воронцов, глупости не допустит и, значит, наше положение не такое радужное, как кажется капитану Павловскому.

Пулеметы были не зенитные, а подбить из «ручников» вертолет проблематично. Зря только Воронцов патроны тратил. Вертолет, матерь его, ушел на скорости и мимо нас на скорости пролетел за поворот ущелья, где и скрылся. Но звук двигателей долго не удалялся. Должно быть, наблюдателю хотелось рассмотреть позиции боевиков, а те оказались более лояльными, чем спецназовцы, и не стреляли. По крайней мере, мы стрельбы не слышали…

– Дуй, батюшка, только быстро, – послал меня Павловский без мата. По крайней мере, вслух он не матерился, хотя что-то подобное наверняка держал в голове.

Я положил на большой заметный камень приготовленные для отправки патроны и «дунул», придерживая одной рукой обе полы рясы, поскольку вторая рука была автоматом занята. У меня в автомате патроны уже кончились, но набивать рожок при капитане Павловском я не стал, чтобы он не подумал, что я специально для себя патроны выпрашивал.