Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не напрягайте мозги, дитя мое. У вас их и так немного, а памяти нет вовсе. Этот господин пребывает в нашем окружении едва ли не от начала времен. Года два-три совершенно точно.
– Он мне не нравится, – мяукнула Венера. – Он странно одет и странно на меня смотрит. Почему он так на меня смотрит?
– Потому что когда-то мы с вами были неплохо знакомы, – отвечал Джинсовый. – Не то чтобы очень близко, но вращались в одних кругах. А с памятью у вас и впрямь беда, потому вы так легко меняли фаворитов…
– Стоп, стоп! – воскликнул Писающий Мальчик ломающимся юношеским тенорком. – Давайте не будем углубляться в исторические дебри. Тем более что все вы лишь плоды творческих фантазий, к реальным, а уж тем более мифическим прототипам отношения не имеющие. А вдобавок ко всему еще и гипсовые копии не лучшего качества!
– Слова не Писающего Мальчика, но Писающего Мужа, – сказал Мыслитель значительным голосом.
Все засмеялись, даже глупышка Венера, хотя, по-видимому, за компанию.
– У вас тоже был прототип, друг мой? – спросила она Мальчика-Мужа интимным шепотом.
– Разумеется, – ответствовал тот с самым серьезным видом. – И я непременно вам о том поведаю… на досуге.
– Разврата во вверенном мне гарнизоне не допущу! – лязгнул лейтенант-губернатор Ла Троб.
– Нужно еще поглядеть, что и кому здесь вверили! – прорычала Капитолийская Волчица злобно и невнятно.
А Геракл, словно бы в шутку, обратился к Давиду, глядя ему в глаза со всевозможной нежностью:
– Что если сызнова поставить его на голову, как было? А то ведь житья не даст своими нотациями…
– Не трать попусту силы, котик, – весело откликнулся Давид. – Дяденька шутит. Он пытается выглядеть грозным и противным, а на самом деле душка, каких поискать. Ведь правда, буся?
Лейтенант-губернатор что-то пробухтел в сторону, однако же из дискуссии на время устранился.
– Беда в том, – убедительно повествовал Сфинкс, – что изобразительное искусство как часть культуры очень долго тем и занималось, что старательно копировало реальную жизнь. Поглядите на самих себя – кто вы такие? Идеализированные представления творца о человеческом совершенстве. Приукрашенные слепки с реальности. Даже я, при всем своем зооморфизме, наделен человеческими чертами, хотя бы даже и утрированными. А следовательно, какие бы замыслы ни вынашивал мой творец, увы – неведомый даже мне, в конечном итоге он ожидал от меня понятного, рационального отклика на те вопросы, которые намеревался мне адресовать.
– Как странно, – сказала Венера озадаченно. – Почему меня никто и никогда ни о чем не спрашивает?
– Вы эталон красоты, сударыня, – сказал Мыслитель. – Вы своим безупречным обликом отвечаете на все вопросы.
– Тоже мне эталон! – фыркнула Ника. – А я тогда кто?
– А вы символ победоносной агрессии, – пояснил Мыслитель. – Чувствуете разницу? При всей вашей привлекательности вы не столько отвечаете на вопросы, сколько подводите черту под осуществленными свершениями. Или порождаете новые экспансивные амбиции.
– Умник, – проворчала Ника и концом своего орудия вернула на место выбившуюся из почти идеальной прически прядку.
– Что же касается меня, – кротко произнес Мальчик-Муж, – то я писал, писаю и буду писать. В этом заключена вся моя художественная идея.
– А что ж, – подхватил Мыслитель, усмехаясь. – Идея не хуже прочих. Взять хотя бы нашего воинственного друга…
– Это меня, что ли? – набычился Геракл.
– Я имел в виду господина Ла Троба, – терпеливо пояснил Мыслитель. – С ним и того проще.
– Что вы имеете в виду, сударь? – сердито спросил лейтенант-губернатор. – Я и за меньшее вызывал на дуэль.
– А то, что вы жили, – саркастически произнес Мыслитель. – Потом умерли. И этот факт сочли заслуживающим увековечения. Причем в несколько своеобразной форме. Вы не задумывались, почему?
– Вы когда-нибудь пробовали думать, стоя на голове? – спросил тот с досадой.
– Не доводилось, – признал Мыслитель. – Но здесь вы уже столько времени пребываете в естественном положении. Что вам помешало?
– Боюсь предположить, – ехидно заметил Сфинкс, – что в данном случае мыслительный аппарат не был предусмотрен вовсе.
Геракл загоготал, а Давид промолвил с укором:
– Котик, вы такой злюка! Однажды я вас отшлепаю.
– Не следует рисковать, – холодно предупредил Сфинкс. – Могу откусить.
– Руку? – уточнил Давид.
– Если бы, – сказал Сфинкс со значением.
Геракл угрожающе заиграл мускулами, а Волчица, добровольно принявшая на себя роль блюстительницы порядка, яростно прорычала:
– К порядку, мальчики и девочки!
– Допустим, вы правы, – проговорил лейтенант-губернатор примирительно. – Вы все мифологические существа, этот парень с энурезом и сам толком не знает, кто он и зачем, а я памятник солдафону, который жил, умер и тем прославился. Хотя на самом деле все не так, и солдафоном я не был, и пережил столько перипетий, достойных внимания, что никому из вас, дремучих идолов и забытых богов, от начала и до конца выдуманных из головы, даже не снилось…
– Так и я могу о себе всякого порассказать, – ввернул Мальчик-Муж.
– Вы обещали, я пока еще помню, – игриво погрозила пальчиком Венера.
– А вот в каком соответствии с эстетической, как вы любите напоминать, парадигмой, – возвысил голос лейтенант-губернатор Ла Троб, – находится этот господин?!
Кармазин, все время сидевший тихо, ни жив ни мертв, совершенно скукожился на своей скамейке и втянул голову в плечи. Он давно уже сознавал себя лишним в этом феерическом диспуте, но не имел сил просто подняться и уйти. Он не знал, в какую сторону направиться, да к тому же ему было невыносимо интересно. Но теперь, кажется, пришел час его расплаты за непрошенное вторжение в круги, для его внимания не предназначавшиеся.
Между тем указующий перст лейтенант-губернатора был направлен на незнакомца в джинсах.
– Мы все желали бы знать, – продолжал Ла Троб, – какой художественный стиль вы являете собою, в память о каком событии воздвигнуты либо с каким персонажем, историческим или вымышленным, сообразованы в людском воображении.
– Ах, сударь, – сказал Мыслитель печально, обращаясь к лейтенант-губернатору. – Вот что значит выпасть из культурного контекста хотя бы короткий срок… Вы и представить не можете, какие направления и стили пронеслись над миром с той поры, как мы предоставили его самому себе. Вы ужаснулись бы, приведись вам столкнуться визави с образчиками новых веяний. Это еще не самое дурное…
– Но эти уродливые панталоны, которые он отчего-то называет «джинсами»! – не унимался Ла Троб. – Я знавал нескольких Джинсов, и ни один из них не имел отношения к текстильным мануфактурам…