– Гном, это не твоя война. – Голос его был подобен шелесту травы. – Отступи, мы отпускаем тебя…

Низкорослый не внял. Должно быть, этот остроухий не знает, что гномы не бегут с ратного поля, как зайцы или… люди.

– Уходите – и будете жить, страж, – гордо ответил эльфу сын гор.

– Что ж, ты сам выбрал свою судьбу, карлик. – Тонкие губы растянулись в делано печальной усмешке.

Страж вскинул копье, будто бы готовясь к поединку. Логри поднял топор, намереваясь угостить остроухого честной сталью тегли,[13]но коварный эльф и не думал атаковать – он просто ударил копьем по земле, отдавая команду. В тот же миг с луков стоявших у него за спиной стрелков сорвалось около десятка оперенных стрел. В сознании простеца-гнома успела проскользнуть лишь обида: они только так и могут – издалека. Ни одного храбреца, хотя чего уж ждать от остроу…

Низкорослый опустился на плиты внутреннего двора двадцать первой заставы. Кровь текла из многочисленных ран. Уставшие глаза в последний раз уловили отсветы пожаров, закрылись и больше никогда не открывались, а башня погрузилась в огонь. Так же горели и две соседние крепости, а к самому подножию пламени подступали заросли зацветшего этой ночью чертополоха.

Где-то в чаще Конкра

В голову настойчиво лезли почти позабытые слова старой песни из далеких времен, будто кто-то их нарочно вкладывал строчка за строчкой ему в сознание:

Забытый ответ на ненужный вопрос,

Что в детстве хранить обещали…

Но юность проходит, и святость тех клятв,

Взрослея, с годами теряли…

Один только он всегда помнит и ждет,

Один только он не осудит,

Ты вспомни о нем, сразу злоба уйдет,

И Лис в твоем сердце пребудет.

Всадник остановил коня посреди изумрудной поляны и прислушался. Неугомонный ветер привычно играл зеленой листвой на окружавших поляну высоких деревьях: угрюмых елях, раскидистых кленах и величественных дубах, наполняя лес таинственным шелестом. Шелест листвы в лесах Конкра всегда значил несколько больше, нежели просто немой разговор леса с самим собой. При желании в нем можно было услышать и многое другое – отзвуки вечно спешащей по своим делам жизни, отражение множества неуловимых эмоций, наполняющих высокие древесные кроны, мягкую черную землю и густые колючие кустарники. Потому что лес этот был не простым. Он принадлежал народу, чьи чувства были достаточно остры для того, чтобы понимать лес и постигать его мысли.

Порыв ветра налетел со стороны недалекой речки, и всадник, одетый в легкий зеленый камзол, осторожно повел тонкими, чуть заостренными ушами, улавливая едва слышный шорох. В сердце вкралось новое чувство, показавшееся ему знакомым, пока еще слишком далекое и неуловимое. Эльф (а это был, несомненно, эльф) соскочил с коня и приложил правую ладонь к земле. Для этого ему пришлось опуститься на колено, поправив перевязь с бережно обернутым в лазурную ткань мечом, висящим сзади, и снять с руки перчатку из тонкого атласа. Гнедой конь позади недовольно фыркнул, протестуя против столь своевольных действий своего хозяина, но эльф, не отрывая ладони от земли, второй рукой ласково потрепал животное по предусмотрительно склонившейся в ожидании похвалы морде.

– Тихо, друг. Не спугни. – Голос, прозвучавший в застывшем лесу, оказался лишенным всякой мягкости или ласки, но конь, привыкший к такому говору, благодарно ткнулся мордой в крепкую спину хозяина и тут же отошел на два шага назад, чтобы не мешать.

Обладатель столь грубого, по эльфийским меркам, голоса тем временем повернулся вполоборота, стремясь определить положение своей цели, чей отзвук эмоций донес до него тихий шелест зеленых листьев и шепот высоких сосен. На один миг время застыло, казалось, для эльфа в этом мире не осталось ничего, кроме биения двух сердец – его собственного и того, за кем он охотился. Еще через мгновение биение сердец слилось в едином ритме, и охотник улыбнулся – теперь он сумеет его настичь. Но как только взгляд эльфа устремился в нужном направлении, преследуемый ощутил, откуда исходит опасность, и бросился прочь. Охотник столь же быстро осознал, что непостижимым образом спугнул свою цель.

Вскочив на ноги, эльф одним легким движением оказался в седле. Конь, встрепенувшись, помчался вперед, не принуждаемый ничем, кроме одного чуть заметного касания ладонью холки. В лицо охотнику ударил ветер – и принес нужный запах. Лицо эльфа было совсем непохожим на те утон-ченные, с мягкими чертами, чуть вытянутые лица, что присущи представителям его народа. В отличие от большинства соплеменников, его черты казались непривычно грубыми, словно вытесанными из обломка скалы или ледяной глыбы, и причиной тому были страшные шрамы, пересекавшие все лицо поперек чудом сохранившегося носа, который, несомненно, когда-то был сломан. Тщательно присмотревшись к шрамам, можно было увидеть в них следы огромных когтей чудовищного зверя, оставившего однажды на некогда прекрасном лице ужасные отметины. Не менее страшными были глаза эльфа – ярко-синие неподвижные зрачки до краев наполнял жуткий ледяной холод – так казалось тем, кто осмеливался в них смотреть. Признаться, таких было немного…

Неожиданно конь споткнулся и сбавил ход. Обладатель ужасных шрамов в тот же миг почувствовал, что его верный скакун растянул сухожилие, и, наклонившись к черной гриве коня, прошептал несколько коротких слов. Странно, но этого оказалось достаточно, чтобы животное смогло продолжить погоню. Жертва была уже близко. Эльф чувствовал чужое охрипшее дыхание, усталость, накопившуюся за множество суток погони, мягкую поступь крепких мохнатых лап и все то же неодолимое желание во что бы то ни стало скрыться, сбежать, спрятаться в самой глуши непроходимого леса, чтобы никто и никогда не сумел его найти.

Никогда еще ни один эльф не приближался к нему столь близко, никто из них не добирался до него, никто не видел, почти никто…

Но упрямый охотник, не сбавляя скорости, подобно неудержимому вихрю, летел вслед своей жертве, постепенно настигая ее. Да впрочем, жертве ли? Эльф так не думал, сегодня он не собирался никого убивать…

Деревья мелькали, уносясь прочь. Умный конь сам безошибочно находил единственно верный путь, что позволяло его хозяину предаваться воспоминаниям…

– Постойте, лорд Мертингер, разве я дала вам повод на что-то надеяться? – Она обворожительно смотрит на него, улыбаясь уголками губ.

– Нет, Аллаэ Таэль, – отвечает он. – Но пока в моей груди будет биться сердце, я не перестану любить вас… Прошло столько лет, но все время мира ничто для меня, когда я вижу вас рядом. Я все еще смею надеяться…

– Заслужить мою благосклонность?

– Заслужить вашу любовь.

– Ха! – Чувственные губы прекрасной эльфийки растягиваются в озорной усмешке, а тонкие брови поднимаются, едва не касаясь ниспадающих на лоб солнечных локонов. – Поверьте, заслужить мою любовь ничуть не проще, чем поймать Черного Лиса!