истинных укров. Тех, что мамонтов пасли да Черное море выкопали. Ню-ню, смотри, и не таких обламывали.

Виталий постоял перед ним, затем хмыкнул и сказал:

– Ну, а теперь слушай меня, парнище. У тебя два варианта. Или ты отвечаешь на все вопросы, или тоже отвечаешь на все вопросы, но вид у тебя будет совсем нетоварный. И в первом случае, если у тебя будут важные сведения, тебя продемонстрируют журналистам… Которым ты все честно расскажешь и как минимум до этого момента будешь жив-здоров. Или твои ответы пропишутся исключительно в документах для служебного пользования. Выбирай.

Пленный, очевидно, так и не осознавший серьезность своего положения, нагло скривил губы:

– По-москальски не разумию.

– Ай, какая жалость. – Виталий развел руками. – А я не владею вашей дивной поросячьей мовой. И изучать ее нет времени. Придется учить говорить на человеческом языке тебя. И так как времени у меня не так много, применим мой эксклюзивный метод экспресс-обучения. Да ты не волнуйся так, я преподаватель со стажем. У меня на экзамене и не такие разговаривали.

С этими словами Виталий поставил носок ботинка на мошонку собеседника и слегка нажал. А потом не торопясь, плавно увеличил нажим. И продолжал этим заниматься до того момента, как тот заорал благим матом, всеми силами демонстрируя готовность к сотрудничеству. На чистом русском, к слову. С гэканьем, конечно, однако такую малость уже можно было не учитывать.

– Что случилось? – поинтересовалась вышедшая из-за машины Тамара.

– Небольшой урок русского языка. Видишь, клиент только что ни слова не знал, а сейчас уже всему научился. Я талантливый педагог.

Действительно, в таланте ему было не отказать. Убедившись, что гуманностью в отношении пленных здесь и не пахнет, и понимая, что запросто может лишиться какой-нибудь не слишком важной, но дорогой как память части организма, Богдан Ковальчук предпочел больше не злить Третьякова и с готовностью выбалтывал все, что знал.

Не так много и знал, правда, но все же что за нацбат работал в селе (не «Азов», конечно, менее известный, но в остальном такой же), что у него за командиры, откуда прибыли и прочую информацию он выдавал не запираясь. «Хероизм» его кончился, как только выяснилось, что картинные позы не оценят, и Виталия это вполне устраивало.

Гонор немного вернулся к пленному, когда подошел Леоне. То, что перед ним иностранец, националист определил влет – это у них было, похоже, на уровне инстинктов. Видимо, он был уверен, что при иностранце, да еще корреспонденте газеты, бить его не станут. Говори, что хочешь, тронуть не осмелятся.

Такое отношение к иностранцам Виталий когда-то видел не раз. Только вот сейчас не времена позднего СССР и даже не девяностые, поэтому в России отношение к гостям, будто к священным коровам, давно осталось в прошлом.

Витторио, к слову, тоже отнесся к нацисту без малейшего пиетета. Просто выключил телефон и отвернулся, всем видом говоря: «А вот смотрел в другую сторону и видеть не мог».

Третьяков понимающе кивнул, залез в машину и после недолгого ковыряния в салоне извлек резиновый коврик. Довольно грязный и не очень подходящий для его целей, но ничего более удобного не нашлось. Все же новая машина, полезными мелочами обрасти не успевшая.

Ничего, справился. Всего-то и надо было свернуть кусок плотной резины в трубочку, после чего с чувством приложить сию икебану к почкам собеседника. Не много, пару раз, но зато с размаху, от всей души.

После этого гонор испарился, зато желание сотрудничать просто зашкаливало. И репортаж у итальянца вышел – просто загляденье. А главное, в нужном ключе, все как положено.

Когда пленный выдохся, точнее, ответил на все вопросы, какие только смог, разом потерявший к нему интерес журналист подошел к Виталию.

– Очень много интересного… Наши правительства врут.

– Надо же, догадался, – саркастически усмехнулся Третьяков. – Это можно было понять сразу же.

– И как?

– Как узнать, что политики обманывают? Все просто, у них шевелятся губы. Верная примета.

Витторио пожевал губами, видимо, пытаясь разобрать смысл фразы. Потом хохотнул – разобрал, видать. Вздохнул.

– Мы за них не в ответе, а страдаем…

– Как раз в ответе. Сами ж выбрали.

– Я даже на выборы не хожу.

– Кто-то из сильно мудрых политиков сказал: плохих правителей выбирают хорошие люди, которые не ходят на выборы. Как-то так.

– И что теперь?

– Теперь? – Виталий усмехнулся. – Теперь вам всем стоило бы подумать о последствиях. Не экономических даже…

– Оружием грозить будете?

– Можно и им, – задумчиво кивнул Виталий.

– Небось, ядерным? Так ваш Путин и решится его применить.

– Ну, почему же ядерным? И к чему такой скепсис? В арсенале есть игрушки куда более изощренные. Вы помните, как называли показанное нашим президентом оружие мультиками? И как вам эти мультики теперь?

– Вы тогда ловко провели весь мир… – поморщился Леоне.

– А раз мы такие умные и хитрые, то подумайте сами: вдруг у нас в загашнике найдется что-то, не показанное даже в мультиках?

– Не удивлюсь… У вас есть что-то конкретное?

– Извольте. Помните, как в одиннадцатом году цунами накрыло «Фукусиму»? Ну, АЭС в Японии?

– Помню. И что?

– Да понимаете, мы были с ними в тот момент на грани войны. Япония даже начала вывозить своих граждан. А потом бах – и все, они в глубоком кризисе. Какая тут война… Очень вовремя, не так ли?

– Вы хотите сказать…

– Я этого не говорил, – улыбнулся Виталий. – Вы сами подумали. Но пример показательный, не так ли? У вас в Италии тоже ведь сейсмически активная зона, не так ли?

Судя по лицу итальянца, он только что решил, что нашел сенсацию. Пускай даже со ссылкой «на неназываемый источник». Вот так, пускай теперь трезвонит на весь мир и заставит его еще раз ужаснуться «страшным кровожадным русским».

Конечно, что там было с «Фукусимой» на самом деле, Виталий не знал. Так, слухи, которые в их среде даже изощренней обывательских. Хотя мнение о том, что на базе этой АЭС был центр по разработке ядерного оружия, держалось упорно.

Не суть. Главное, он только что пустил «утку», к слову, пару раз на его памяти уже пролетавшую. И может быть, хоть кто-то, поверив, решит, что с русскими лучше не связываться. Наверняка их будет всего ничего, однако кто знает, какая соломинка переломит спину верблюду и удержит европейских маразматиков от чересчур резких телодвижений?

– И все же я думаю, что русские не применят столь варварского оружия.

– Ну почему же? Вы нас варварами считаете? И не мотайте головой. Просто вслух не говорите. Нам. А между собой – очень даже. Да