Рассматривая результаты поражения, которое шведская армия потерпела под Полтавой, а также анализируя возможные последствия, которые имели бы место в случае, если бы сражение для них закончилось удачно, следует помнить не только о том плачевном состоянии, в котором Петр принял свое царство, и сравнивать его с величием нынешней империи. Необходимо иметь в виду и то, что во время Полтавской битвы его реформы еще не были закончены, а новое государство еще не успело окрепнуть. Он сломал старую Россию, а новая Россия, которую он создавал, была еще в стадии созидания. И если бы Петр I потерпел поражение под Полтавой, его смелые замыслы, возможно, были бы похоронены вместе с ним. И (повторяя слова Вольтера) «самая обширная империя мира снова вернулась в то состояние хаоса, из которого она только что возникла». Поэтому победу над Карлом XII следует считать критической точкой в судьбе России. Угроза, которой она подверглась спустя столетие с вторжением Наполеона, на самом деле представляла для страны намного меньшую опасность, чем времена борьбы с Карлом XII. И это несмотря на то, что Наполеон как военный гений был неизмеримо выше шведского короля, а по сравнению с той армией, которую привел в Россию французский император, войско Карла кажется совершенно незначительным. Но, как говорил Фуше, когда он безуспешно пытался отговорить Наполеона от безнадежного похода в империю русских царей, разница между Россией 1709 и 1812 гг. была более значительной, чем разница между государством Карла XII и державой французского императора. «Если за спиной этого короля-героя, – говорил Фуше, – не стояли, как за спиной вашего величества, армии половины Европы, то и у его противника царя Петра не было 400 тыс. солдат и 50 тыс. казаков». Историки, описывавшие состояние Московитской империи, когда она столкнулась с армией революционной и имперской Франции, справедливо отмечали, что «во времена Французской революции эта огромная империя, занимавшая примерно половину Европы и Азии, населенная терпеливым и упорным народом, который всегда был готов променять роскошь и приключения на юге на тяжелый однообразный труд на севере, с каждым днем становилась все более опасной для свобод Европы. К тому времени стойкость русской пехоты давно уже считалась непреодолимой. Огромное население, превышавшее население Европы примерно на 35 млн человек (неверно. Население России к 1812 г. составляло 45 млн. Население одной только Франции в 1812 г. было не менее 30 млн (в 1801 г. – 27,5 млн). – Ред.), служило неиссякаемым источником для пополнения армии. Ее солдаты, с детства привычные как к жаре, так и к холоду, с искренней преданностью своему царю, сочетали в себе упорство и храбрость англичан с настойчивой энергичностью французов».[39]

Кроме того, вероломная агрессия Бонапарта «всколыхнула национальные чувства от берегов Березины до Китайской стены и объединила против него дикие нецивилизованные массы населения обширной империи, скрепленные любовью к своей религии, своему правительству и своей стране. Это приняло характер суровой жертвенности, которой он не мог предвидеть».[40]

Но в 1709 г. у России еще не было таких сил, чтобы противопоставить их захватчику. Все ее население тогда составляло 16 млн человек (менее 14 млн. – Ред.). И, что более важно, у этого населения полностью отсутствовали воинский дух, чувство патриотизма (?! – Ред.). Оно не было спаяно всеобщей преданностью своему правителю.

Петр упразднил старую русскую кадровую армию, так называемых стрельцов. Но у построенного по новому иностранному образцу войска, офицерами в котором в основном были иностранцы, до шведского вторжения не было возможности на деле доказать свою преданность и надежность. В многочисленных столкновениях со шведами солдаты Петра бежали, как зайцы, даже от противника, которого они превосходили количественно. (После Нарвы (1700) в подавляющем большинстве сражений шведы были биты. Полтава стала только завершением. – Ред.) Во всех слоях общества зрело недовольство теми коренными изменениями, которые вводились властью великого императора. Многие из них шли вразрез с традиционными национальными предрассудками его подданных. До побед и грозного величия было еще далеко, поэтому они еще не могли уберечь Петра I от народного недовольства. А чувство преклонения перед царем, как перед божеством, еще не успело войти в кровь и плоть населения (успело. Автор фантазирует. – Ред.). Занятие Москвы войсками Карла XII сразу же покончило бы с сопротивлением русского народа (вряд ли. Вспомним 1610—1612 гг. – Ред.), как это случалось во времена Бату-хана (Батыя) и других завоевателей старых времен, которые занимали столицу ранней Московии. Насколько такой триумф имеет мало значения для того, чтобы подчинить современную Россию, раз и навсегда продемонстрировала судьба Наполеона.

Характер Карла XII долгое время был излюбленной темой произведений историков, моралистов, философов и поэтов. Но на страницах данной книги будет рассмотрено его поведение как полководца во время войны с Россией. В своих мемуарах, которые Наполеон диктовал на острове Святой Елены, он дал развернутую критическую оценку всем своим походам, в том числе и Русской кампании. Император попытался доказать, что в России он соблюдал все основные принципы ведения наступательных боевых действий. Там же он, используя полную палитру красок, рисует войну своего шведского предшественника. Возможно, Наполеон так критически подходит к поведению Карла XII – полководца, чтобы на этом фоне в более выгодном свете представить собственный военный талант. После тщательного анализа этой части воспоминаний французского императора нам остается только признать правоту его критических замечаний по поводу тактики Карла XII. Приходится согласиться и с его жестким, но справедливым замечанием, брошенным в адрес шведского короля, где Наполеон отмечает, что, в отличие от своего великого предшественника Густава II Адольфа, Карл XII ничего не смыслил в военном искусстве. Он был всего лишь отважным солдатом. Но в начале русского похода шведского короля его современники относились к нему совсем по-другому. Его многочисленные победы, собственная доблесть, а также та слава, которой пользовалась шведская армия издревле, вызывали в Европе восторг и одновременно беспокойство. Как отмечал Джонсон, при одном упоминании имени Карла XII правители бледнели. Даже Людовик XIV Великий настойчиво просил его о помощи. А герцог Мальборо, в то время находившийся на пике своей славы, был специально направлен английским двором в лагерь Карла XII, чтобы заручиться поддержкой героя севера в деле союза и не допустить, чтобы шведский меч был брошен на чашу весов на стороне французского короля. Но Карл XII в тот момент был полностью поглощен своей мечтой лишить трона русского монарха, повторив то, что он уже успел сделать с королем Польши (в 1706 г. Карл XII вывел из борьбы Августа II, лишив его польского трона (оставив лишь Саксонию). – Ред.). И вся Европа была уверена, что ему удастся сокрушить русского царя и в Кремле продиктовать условия мира.[41]