– Да, конечно. Я тут.

Она думает: Если он попытается пожать мне руку, я скажу, что, кажется, заболеваю и ко мне лучше не прикасаться, а то вдруг это вирус. Как сказала родителям.

– Хорошо. Буду через пятнадцать минут.

Но звонок в дверь раздается уже через десять минут.

– Это Норрис, – говорит Гвенди и поднимается из-за стола, где сидела с родителями и высматривала уголок нового пазла с ночным Нью-Йорком.

– Обязательно пригласи его в дом, – говорит миссис Питерсон.

Гвенди выходит в прихожую.

– Ты, наверное, гнал, как… – Она открывает дверь и умолкает на полуслове. – Райан?

Ее муж стоит на крыльце, в одной руке – букет цветов, в другой – кофр с фотокамерой. Он загорел, его лицо чисто выбрито, глаза блестят радостным предвкушением. Он переминается с ноги на ногу, ухмыляется и похож на взволнованного мальчугана.

– Я знаю, ты любишь сюрпризы, – говорит он.

Радостно взвизгнув, Гвенди бросается ему на шею. Он роняет кофр с камерой, прижимает ее к себе свободной рукой и кружит на месте. И в этом кружении, здесь, на крыльце дома, где выросла Гвенди, она приникает губами к его губам и думает: В этом человеке нет зла, в нем все родное.

Впервые в жизни Гвенди хочется рассказать о пульте управления кому-то еще.

Она смотрит на Райана, сидящего за рулем. Ей очень не нравится скрывать от мужа столь важный секрет – любой секрет, уж если на то пошло, – но это опасное знание, и взваливать на любимого человека такой тяжкий груз будет неправильно. Тем более не оставляя ему никакого выбора. Если она решится ему рассказать, Райану придется жить с этим знанием – и сопутствующей ответственностью – независимо от того, хочет он этого или нет. Тем самым она уподобится Ричарду Фаррису, который именно так поступил с ней самой. Причем уже дважды!

– О чем задумалась? – спрашивает Райан, взглянув в зеркало заднего вида и перестроившись в соседний ряд. – Ты какая-то тихая. Переживаешь из-за вашего чрезвычайного заседания?

Она кивает:

– Ага. – И это чистая правда.

– Ты все сделаешь правильно, милая.

– Если честно, я даже не знаю, что должна делать. И что вообще можно сделать.

– Ты будешь слушать и учиться, а потом возьмешь слово, и тогда будут слушать уже тебя. Как всегда.

Она вздыхает и смотрит в окно. На заснеженные поля, и замерзшие пруды, и фермерские постройки, которые кажутся размытыми серыми пятнами в белом вихре кружащихся снежинок.

– Надеюсь, мы все же сумеем его вразумить. Но я не особенно в это верю.

– Насколько я тебя знаю, ты не успокоишься, пока не добьешься своего.

Ей позвонили вчера вечером. Не кто-нибудь, а сам спикер палаты представителей, Дэннис Хастерт. Он говорил коротко и по существу: все сенаторы и конгрессмены собираются на заседание в понедельник, третьего января, в девять утра. На пять дней раньше назначенного срока. Гвенди поблагодарила его за звонок и сообщила новость Райану. Они только-только вернулись домой от родителей Гвенди, и Райан еще даже не успел разобрать свои сумки.

Гвенди боялась оставлять пульт управления в сейфе в квартире – вдруг Райан вернется в Касл-Рок без нее, вдруг он зачем-то откроет сейф? – а в воскресенье банк не работал, так что выбора не было. Пришлось взять пульт с собой.

Как только эта проблема решилась, сразу возникла другая: времени было мало, и Гвенди не успевала арендовать частный самолет с вылетом из окружного аэропорта Касла. Пришлось назначать вылет с крупного частного аэродрома под Портлендом. Да, поездка до аэродрома заняла больше времени, и у Райана неизбежно возникли вопросы («С каких это пор мы летаем частными самолетами?»), но игра стоила свеч. Пусть даже ради того, чтобы избежать просвечивания багажа на рентгеновских аппаратах в аэропорту.

– Может быть, я тебя высажу с багажом? – спрашивает Райан, сворачивая с шоссе на подъездную дорогу к Южному портлендскому аэродрому. – Я поставлю машину в гараж и встречу тебя внутри.

– Да, давай так. У нас еще полно времени.

Райан останавливает машину на стоянке перед главным зданием аэропорта – в отличие от крошечного окружного аэропорта Касла, здесь несколько зданий, и несколько взлетно-посадочных полос, и трехэтажная парковка – и достает из багажника чемоданы и сумки, включая сумку с пультом управления. Оставив Гвенди с вещами, он садится в машину и едет в гараж.

У стойки регистрации багажа (в данном случае это импровизированная кабинка из оргстекла, рядом с которой стоят две крупногабаритные магазинные тележки) – очередь из двух многодетных семей. Младшие дети, которых родители держат за руки, норовят вырваться. Одна малышка, с заплаканным, красным как свекла лицом, похоже, сейчас закатит истерику. Совершенно замученный с виду сотрудник аэропорта оформляет багажные квитанции с эффективностью и быстротой полумертвого ленивца. Если сегодня, во второй день января, ему и положен помощник, пока что его не наблюдается.

Гвенди вздыхает, сочувствуя человеку в кабинке, и садится на ближайшую скамейку. Три больших чемодана она ставит рядом, а сумку с пультом кладет на скамейку и придерживает ее рукой. На всякий случай.

– Прошу прощения, мэм. Тут не занято?

– Нет, – отвечает Гвенди, поднимая взгляд. – Садитесь, пожал…

Перед ней стоит Ричард Фаррис. Точно такой же, каким был четверть века назад, в их первую встречу на скамейке в парке Касл-Вью. За прошедшие двадцать пять лет он не состарился ни на день. Даже одет почти так же: черные джинсы, расстегнутая у ворота рубашка (только не белая, а светло-серая), черный пиджак от костюма. И, конечно, все та же шляпа. Аккуратная маленькая черная шляпа.

Гвенди изумленно смотрит на него:

– Как вы… Откуда вы взялись?

Он садится на другой край скамейки и улыбается искренней, теплой улыбкой. Между ним и Гвенди стоит сумка с пультом управления.

Гвенди хочется ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон. Но она почему-то боится пошевелиться.

– Это вы разговаривали с моей мамой в торговом центре? Это вы… Почему вы опять оставили мне пульт? – Она говорит очень быстро, захлебываясь словами. Все тревоги и страхи последних недель звенят в ее голосе. – Вы же, кажется, говорили, что…

Фаррис поднимает руку, заставляя ее умолкнуть.

– Я понимаю, у тебя много вопросов, но у меня мало времени, и надо успеть сказать самое главное, пока нас не прервали. – Он придвигается чуть ближе к центру скамейки. – Что касается возвращения нашего старого друга, пульта управления… скажем так, у меня были сложности, и мне срочно потребовалось на время спрятать пульт где-нибудь в надежном месте. – Он смотрит на Гвенди, и в его бледно-голубых глазах читается явственная теплота и симпатия. – И я подумал, что самое надежное место – у тебя, Гвенди Питерсон.