– Наверное, я сочту это за комплимент.

– Это и был комплимент. Я уже говорил тебе в прошлый раз, что как владелица пульта ты проявила себя выше всяких похвал. Поэтому я без всяких сомнений доверил его тебе снова.

– И зря, что без всяких сомнений, – говорит Гвенди. – В этот раз было еще сложнее. Я не знала, что делать. Нажать кнопку, не нажимать кнопку. – Она делает глубокий вдох и медленно выдыхает. – Но я все-таки справилась, как могла.

– Большего никто и не требует. Зная тебя, я уверен, что ты замечательно справилась и в этот раз. – Он кладет руку на сумку с пультом и задумчиво барабанит по «молнии» длинными тонкими пальцами. – Не поддаться искушению кнопок – непростая задача даже в лучшие времена. Очень немногие способны сопротивляться. Но, как ты уже знаешь, если оставить пульт управления в покое, он может стать мощной силой добра.

– Но я не оставила его в покое, – говорит Гвенди слезливым голосом, который хорошо помнит с детства. – Не совсем. Я брала шоколадки… и взяла много.

Фаррис легонько кивает.

– С мамой все будет в порядке? Они ее вылечили, шоколадки? – Гвенди на миг умолкает и добавляет: – Я должна была попытаться.

– В больничной практике часто бывают ошибки. Особенно когда речь идет об анализах крови. Кто-то смешал пробы, кто-то перепутал пробирки… Обычное дело. Как я понимаю, ты ей оставила хороший запас?

– Да, – говорит Гвенди голосом виноватого ребенка.

Прямо перед ними останавливается микроавтобус. Боковая дверь открывается, из салона выходят женщина и девочка с чемоданами в руках. Обе весело прощаются с водителем, дверь закрывается, и микроавтобус уезжает. Женщина с девочкой встают в очередь на регистрацию багажа, даже не взглянув в сторону скамейки, где сидят Гвенди и Фаррис.

– Что это было с Лукасом Брауном и мужем моей подруги… те ужасные видения у меня в голове… это из-за пульта? Из-за шоколадок, которые я брала не для себя? Теперь так будет всегда?

– Это вопрос не ко мне. О пульте управления мне известно немного, совсем немного.

Она внимательно смотрит на него.

– Но если не знаете вы, кто тогда знает?

Фаррис не отвечает, лишь изучающе смотрит на Гвенди, прищурив глаза, теперь – почти серые. Тень от шляпы перечеркивает его лоб тонкой линией. Наконец он говорит:

– Однако я знаю ответ на вопрос, который, как я понимаю, уже долго тебя беспокоит.

– Какой? – спрашивает Гвенди, снова слезливым голосом. Мысль о том, что Ричард Фаррис – не всемогущая сила, стоящая за волшебными свойствами пульта, а по сути лишь скромный курьер, не только злит Гвенди, но и пугает.

Он наклоняется к ней, и на секунду она напрягается, потому что боится, что сейчас он коснется ее руки.

– Твоя жизнь подвластна только тебе. Истории, которые ты решаешь рассказать миру. Люди, за которых ты борешься. Отношения, которые ты строишь… – Он машет рукой у себя перед носом. – Это только твой выбор. Пульт управления тут ни при чем. Ты особенный человек, Гвенди Питерсон, и была такой всегда, c рождения.

Гвенди сидит затаив дыхание. Она физически ощущает, как с души падает камень. Как распрямляются плечи, избавившись от громадного груза.

– Спасибо, – говорит она, и ее голос дрожит.

Фаррис склоняет голову набок, словно прислушиваясь к далекому голосу.

– Увы, мне пора. Твой муж уже идет сюда. Замечательный человек – и тоже рассказчик историй.

– А что будет с пультом? – быстро спрашивает Гвенди.

– О нем я уже позаботился.

Она растерянно смотрит на него, потом берет сумку, где лежал пульт, и встряхивает ее.

Судя по ощущениям, сумка пуста. Она и вправду пуста.

– Как вы…

Фаррис смеется.

– Что же вы, юная леди, задаете такие глупые вопросы? Пора бы уже понимать, что к чему.

Странно слышать обращение «юная леди» от человека, который выглядит твоим ровесником. Впрочем, вся эта беседа – сплошная странность, почти как сон наяву.

– Мне и вправду пора, – говорит Фаррис, поднимаясь на ноги. Гвенди почему-то уверена, что сейчас он достанет из внутреннего кармана старомодные часы на цепочке, чтобы уточнить время, но нет. – Хотя я немного его задержал, твой супруг – человек упорный. Он будет здесь совсем скоро. – Он смотрит на Гвенди все с той же теплотой и симпатией. – А потом вы сдадите багаж, сядете в самолет, и улетите отсюда, и будете жить долго, богато и счастливо.

– Если не умрем в этой очереди, – говорит Гвенди в шутку.

– В какой очереди?

Она показывает пальцем:

– Вот в этой.

Но никакой очереди на регистрацию багажа нет и в помине. У стойки вообще никого.

– Как вы?..

Она оборачивается, но Ричарда Фарриса уже нет у скамейки.

Гвенди поднимается на ноги и смотрит по сторонам. Его нет нигде – ни на тротуаре, ни на дороге. Он просто исчез, растворился в воздухе. Но перед тем как исчезнуть, оставил прощальный подарок.

На сумке, в которой раньше был пульт, лежит очень знакомое белое перышко.

– А вот и я, – говорит Райан, подходя к Гвенди. Они берут чемоданы и идут к стойке регистрации багажа.

– А что ты так долго? – спрашивает Гвенди.

– Да там лифт сломался. Пришлось спускаться по лестнице с третьего этажа. Уже внизу понял, что забыл запереть машину. Пришлось вернуться.

Гвенди смеется.

– Ты мой маленький паникер.

– Я учусь у тебя, – говорит он, показав ей язык.

Вдруг посерьезнев, она прикасается к его руке.

– Я размышляла о том, что ты мне сказал. В машине. – Он вопросительно смотрит на нее, и она продолжает: – Ты был прав. Завтра на заседании я буду слушать и учиться, а потом сделаю то, что надо сделать. Чего бы это ни стоило. Сколько бы времени ни заняло.

Он наклоняется к ней и на миг прижимается лбом к ее лбу.

– Вот это похоже на ту Гвенди Питерсон, которую я знаю.

– Чем могу быть полезен? – улыбается им человек на регистрации багажа.

– Мы на рейс сто семнадцать, – говорит Райан, сверившись со своими записями. – Вылет в пятнадцать десять. Хотим сдать в багаж три чемодана.

Мужчина за стойкой что-то пишет на листе бумаги, закрепленном на папке-планшете.

– Могу я взглянуть на ваши документы?

Райан открывает бумажник и предъявляет водительские права. Гвенди вынимает свои права из бокового кармашка сумки и кладет их на стойку. Приемщик берет карточку в руку, сверяет имя со списком и отдает права Гвенди.