Из дневника мертвой девочки

Простейшая аппендиктомия осложнилась именно дрогнувшей рукой молодого хирурга, с каким-то обволакивающим ужасом слушаю я новую песню с последнего цоевского альбома, «Черный альбом».

Рука дрогнула, а уж был ли хирург молодой, мне не узнать. Поранили печень, специализированная бригада несколько часов ушивала раненую печень, бабушке официально объявили, что надежда умирает последней, а неофициально посоветовали молиться.

Я молиться неумела, я просто сидела на табуретке в комнате брата, откуда его увезла усатая суровая врачиха, и не вставала день, второй.

На третий бабушка силой разогнула меня и выставила на двор, надо было куда-то идти, я пошла проведать Найду с ее семейством.

Щенки меховыми колбасками катались по дощатому будочному полу, Найды не было. Скормив мелким свой завтрак, а также будущий обед, я медленно потащилась по улице. Точно помню, что я не думала вообще ни о чем. Завернув за какой-то угол, обнаружила Найду — так вот в чем дело, впустила я в голов, мысль, она застряла. Найдина лапа угодила в узкую щель между кирпичной стеной дома и кирпичным же забором детского сада, пытаясь освободиться, она укрепилась в ловушке еще больше, рыжеватая шерсть слиплась от крови, и на асфальте подсыхала по краям лужица. Я стояла и смотрела. Наверное, можно было что-то предпринять.

Позвать на помощь взрослых. Выломать вот этот камень, он сильно качался. Я не сделала ничего, вернулась домой. На свою табуретку. Молча сидела. Ждала.

Через три дня повеселевшая бабушка отвела меня за рук, в белую-белую больничную палату, на белой-белой узкой кровати почти незаметной складкой одеяла лежал мой брат, он попытался улыбнуться. Получилось не очень. Молчал, потом отчетливо сказал: «Мне кажется, что кто-то умер вместо меня».

«Пусть всегда кто-то умирает вместо тебя», — предлагаю я.

* * *

Из недр квартиры раздался испуганный детский голос. Наташа подобралась, навострила изящные черные ушки, невеселый опыт подсказывал, что лично ей от носителей детских голосов ничего хорошего ожидать не приходится.

Через короткое время, смешно щурясь на свет, в гостиную вошла недавняя хозяинова собеседница — смешно загримированная девочка-подросток. Она была, как ревниво отметила собственница Наташа, в хозяиновой просторной футболке с не совсем понятной надписью punksnotdead — желтыми буквами на белом фоне. Крашеные иссиня-черные волосы сбились в хорошенький колтун.

— Ой, — хрипловато проговорила девочка, с удивлением разглядывая общество. — Ой, мам, пап, привет.

— А ты, что ли, панк? — спросила ее рыжая, не расстающаяся с сигаретой.

— Ну по идее, — ответил довольно логично подросток, — человек, у которого на майке написано punksnotdead, не объявляет, что он панк. По идее, он просто информирует, что панк не умер…

Босая птицей подлетела к дочери, что-то тихо понаговаривала в ее утыканное железом ухо, наверняка предложила досмотреть девичьи сны.

Девчонка необъяснимо проделала еще несколько шагов, утопая босыми ногами в ковре. Наташа замерла, ожидая худшего. Не зря.

Отвратительное создание бесцеремонно цапнуло на руки невскую маскарадную красавицу и удалилась досыпать. Девичьи сны — действительно, хорошее дело. Наташа оскорбленно замяукала, забила хвостом, попыталась покусать нахалку за палец с обгрызенным ногтем черного лака. Может быть, Хозяин обратит внимание, как она бедует, и спасет ее? Извернувшись под мышкой у малолетней негодяйки, Наташа успела увидеть, как встал очкарик в клешах, прижимая к вышитой груди рюмку с нарисованным красным перчиком. Рука с рюмкой заметно дрожала, очкарик шумно и быстро сглотнул содержимое.

— Понятия не имел, что Таня ожидает ребенка, — поделился он, с подозрением осматривая стопку, водка выпита, перчик остался. — Откуда я мог знать? Разъедаться она с первого курса начала. Ну толстая и толстая. Ну и еще растолстела. Добавочно. И ладно. Хорошего человека, — косится он на рыжую в бриллиантах, — чем больше, тем лучше… А что ее подблевывало иногда — так это неудивительно. У нее была типичная булимия.

Лысый, накручивая в больших ладонях тяжелый стакан с виски, пристально рассматривал Хозяина. Сейчас скажет какую-нибудь гадость, определила Наташа. Она не ошиблась.

— Давай-ка, Боб, дружок, расскажи нам сказочку! — негромко и с вызовом выговорил он. — Хотим, хотим, хотим! Как ты и сам ничего не знал. Как ты понятия не имел — об интересном беременном положении единоутробнейшей сестры. Пускай, ребятки, Бобка нам расскажет. Да, ребятки?

Хозяин побледнел, заимев лицом совершенно не свойственный человечьим особям желто-серый цвет, очень страшный.

«Что может быть тебе известно о ночах, числа которым нет, а конца — не будет, когда я просыпаюсь как от пощечины, ожегшей спокойную щеку?

Просыпаюсь, пытаюсь угомонить колотящееся сердце, не сплю до утра, баюкаю в голове мысль, одну мысль, укладываю ее и так и эдак, на левый бочок, на правый бочок, и нет никаких сереньких волчков…»

— Да, я не знал, — с усилием выдавил он сведенными горем губами, — не знал. Я виноват.

— Mea culpa![26]— по-подонковски улыбнулся мерзавец лысый между двумя глотками виски, видимо, очень доволен, что у Хозяина — все плохо. Наташа бы с удовольствием расцарапала его лысую голову и гладковыбритые щеки.

«Не одному же мне отдуваться, принимая на себя все неприятности мира, злорадно подумал Витечка, — статья УК 282, часть вторая, а еще за прошедшую неделю сократил четверых своих сотрудников, скоро, видимо, придется сокращать самого себя, уменьшаясь до ниже пола. Любил жену ведь когда-то, строил с ней дом, рожал дочь, сажал деревья. А в результате оказалось, что ни одним кирпичом я не заложен, ни одной пеленкой не привязан, ни одним корнем не зацеплен. Великолепный виски этот „Даниэл“, замечательно успокаивает, а еще — все проходит, все этим и ценно».

А вот это правильно. Наташа пошевелила хвостом.

Белая голова уже много недель знает, каким будет этот день. Встанет она поздно, даже по своим сибаритским меркам — около двенадцати дня, а может быть, и позже. В час. В два — это уже, пожалуй, перебор. Любящие родители укатили справлять Рождество и Новый год в Прагу, где сейчас и наслаждаются назойливой песенкой «Jingle bells», компанией старинных друзей и видами. Не исключено, что папа дополнительно наслаждается дегустацией многочисленных сортов пива, а мама — дружеским общением с официантами, которым на безупречном английском задает два неизменных вопроса: «а ЭТО что?» и «а ЭТО вкусно?».

Вместо обыденного душа белая голова устроит себе настоящую, полноценную ванну с французской пеной и маслом пиона, масло пиона, правда, предназначается для саун, как перевел умник Петров, но ее это заботит так мало. Предварительно она сварит себе в медной турке кофе, очень крепкий, очень сладкий, нальет в тонкую фарфоровую чашечку с бледными цветочками — этот сервиз называется «Яичная скорлупа», он очень дорогой.