Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все в порядке, – говорит она. – Он больше не злится. Когда пришел, слова не мог сказать. Но сейчас уже все нормально.
Я оглядываюсь назад и вижу дедушку. Он ходит туда-сюда, опустив голову.
– Ничего, – говорит Мелоди. – Заходи в фургон, будем играть.
Дедушка стал со мной очень ласков. Говорит – ему жаль, что «немного погорячился». А сам то и дело пытается уговорить меня, чтобы я приложила руки к его ноге.
– Так не лечатся, – говорю я ему. – Нужно пойти к доктору.
– Лечатся, Кармел. Иногда такое возможно, это чудо – и дар свыше. Ты не должна скрывать этот дар от людей. Это было бы эгоистично с твоей стороны. Хочешь, попробуем еще раз?
– Нет, пожалуйста…
Я начинаю плакать и отвечаю, что больше не хочу, прячу руки за спину и говорю:
– Додошка, я не думаю, что могу вылечить тебя.
– А я знаю, что можешь, – улыбается он.
А вдруг он прав? Я начинаю чувствовать себя виноватой оттого, что не хочу помочь ему, а ведь он думает, что могу. Я вытягиваю ладони перед собой, чтобы проверить – отличаются они от ладоней других людей или нет. Ничем не отличаются, но оттого, что я долго, пристально смотрю на них, мне кажется, что они отделились от моего тела и сами по себе висят в воздухе.
Можно подумать, что я не помогаю дедушке нарочно. А ведь он заботится обо мне – я не знаю, что со мной стало бы, если б не он, и где бы я оказалась. Он становится все больше похож на папу, и я подумала, может, и правда начать называть его папой, как делают двойняшки. Но потом передумала.
Однажды утром мы просыпаемся – а все вещи упакованы.
ДЕНЬ СОТЫЙ
Я записала число «сто» в своем дневнике красным фломастером, которым пользуюсь все время. И уставилась на нее. Пока писала два нуля-близнеца, рука начала дрожать, и эта дрожь передалась и в сердце, и в мозг.
Я листаю блокнот то вперед, то назад, сидя на краю кровати, и красные числа то убывают, то возрастают, оживая – как в той игре, когда на краю каждого листа рисуют фигурки, а потом оживляют их, быстро перелистывая блокнот большим пальцем. Когда я дохожу до сегодняшней страницы, число «сто» кажется мне очками, в которые я смогу разглядеть Кармел. Нужно что-то предпринять, нужно поговорить с Полом.
Он ответил после первого гудка.
– Пол, только не извиняйся за то, что не хочешь общаться со мной.
В трубке молчание, но он на связи. Это ясно по слабому электрическому треску, как будто пчела жужжит на линии.
– Прости, Бет, – говорит он наконец.
– Ты избегаешь меня.
– Ты права. Просто я не хочу обсуждать это. Все слишком тяжело. От разговоров все это становится реальностью. – Голос у него слабый, как будто он неизлечимо болен или попал в автомобильную аварию.
– Но ведь это и есть реальность. – Энергию, которая внезапно меня наполнила, я пытаюсь по спирали телефонного шнура передать Полу, чтобы побудить его к действию. – Слушай. Я хочу позвонить Джулии. Хочу попросить ее собрать вечером всех, кого получится.
– Всех?
– Да, всех моих подруг. Ты помнишь их – Несса, Белинда. – Я помедлила. – Кроме Элис.
Я пробормотала это очень тихо, вряд ли он услышал.
– Они звонили мне, но я никого не хотела видеть.
– А почему сегодня? – хмыкает Пол.
– Сегодня исполнилось ровно сто дней, Пол.
– А, прости.
– Не нужно постоянно извиняться, ты ни в чем не виноват. Я хочу, чтобы ты пришел, и Люси тоже. Нужно напечатать листовки.
– Листовки? – Его голос то приближался, то удалялся. Я подумала, что он лежит на диване, прикрыв глаза рукой.
– Да, и раздавать их. Или подкладывать под двери. Расклеить на фонарных столбах. Ты помнишь, что Несса – графический дизайнер? Я хочу попросить ее, чтобы она помогла мне сделать листовку на компьютере. – Я барабаню пальцами по столу. – Короче, постарайся прийти.
Джулия, Кирстен, Рози, Несса, Белинда – старая компания. Почти все они звонили мне. Не все, правда. Салли не позвонила. Несколько человек предпочли остаться в стороне, но почему-то именно молчание Салли задело меня. Я прекрасно помню, как Кармел гладила ее по волосам, а Салли запрокинула голову, безвольно свесив руки: «Боже мой, Кармел, это потрясающе. Только не останавливайся, прошу».
Положив трубку, я окинула взглядом дом и как будто увидела его впервые. Иллюзия порядка существовала только потому, что все вещи оставались на своих местах. Я прошлась по комнатам, везде зажгла лампочки, так что свет залил дом. Все поверхности были покрыты толстым слоем пыли. В дверных проемах висела паутина – забавно, что пауки неустанно трудились все это время, не обращая внимания на мое скорбное присутствие. Я наполняла ведро за ведром мыльной водой и скребла все подряд – полы, столы. Мне пришло в голову, что мой дом – это сцена, на которой должен состояться спектакль. Сцена должна быть подготовлена. Нужны декорации. Я спустилась в подвал, но в шкафу нашла только рождественские украшения. Я выбрала кое-что и развесила искусственные ветви пихты с позванивающими шишками над камином, а гирлянды разноцветных лампочек – между крючками с кружками.
Первой пришла Джулия, я увидела ее пухлую фигурку в розовом пальто, выбежала на дорожку и обняла.
– Я так рада видеть тебя, – сказала она. – Как ты похудела. Смотри, что я принесла!
Она протянула торт и вино. Несса принесла бездрожжевой хлеб, козий сыр, красный виноград. Каждая что-нибудь захватила, и стол ломился от еды. Странный банкет. Мои подруги напомнили мне птиц из стаи, которые подлетают к раненой товарке, подхватывают под крыло и помогают взлететь. Они ничего не сказали по поводу моих декораций – хотя со стороны могло показаться, что я тронулась рассудком. Прохожие, завидев столько автомобилей перед домом, думали, наверное, что у нас вечеринка – у нас и была вечеринка, только особого рода.
Несса принесла принтер, который мог напечатать разом тысячи листовок. Ах да – еще свечи, они взяли с собой множество свечей, их сумки и пакеты были забиты ими.
– Это на поздний вечер, – сказала Несса. – Если ты не против. Мы просто не знали, что еще может пригодиться.
– О… о… – Мне вспомнились церковные службы и как печально они выглядят, когда смотришь по телевизору – слабый свет свечей, тонкие голоса. Все печальное и чувствительное окончательно добивало меня.
– Мы не настаиваем, это не обязательно. Просто пришло в голову. – Ее темные, почти черные глаза с тревогой смотрят на меня.
– Конечно, конечно, – киваю я. Что-то внутри меня то ли растаяло, то ли хрустнуло. Я ломаю хлеб и засовываю в рот, впервые за сто дней мне хочется есть. – Это замечательно, мы зажжем их все. Как раньше делали.