Он не шел. Этого не могло быть. Что же он, заболел? Потом, устав сидеть, Марина легла и задремала. Под утро вдруг раздался стук — Библия упала на пол. Марина вскочила и, не одеваясь, кинулась в комнату дочери. Люси мирно спала, Библия лежала на полу — видно, сбросила ее во сне. Это было такое разочарование!.. Если бы она ночью пошла к графу или потянула его за собой в свою комнату, он не смог бы отказаться, она чувствовала это, и тогда она хотя бы сама получила удовольствие. Ну разве найдется еще такая мать, как она? Чтобы так жертвовала своими интересами ради дочери? Поистине, Люси повезло с матерью.

А граф лежал без сна в своей комнате и тоже думал о себе: «Заболел я, что ли? Женщина так меня уговаривает, а я не могу забыть какую-то девчонку! И здесь в доме, рядом, спит другая девушка, пусть и не очень хороша собой, — граф даже мысленно не мог назвать ее дурнушкой, — но явно в меня влюблена: стоит мне только захотеть, и она завтра же станет моей женой. Что Варя со мной сделала, околдовала? А кстати, Анна все же ошиблась относительно планов Марины. Та и не думает о дочери, сама была не против попасть в мою постель».

На рассвете Воронцов уехал из дома. Когда гостьи встали, его уже не было дома, но он ведь предупреждал их с вечера, что должен будет уехать рано. Марина в сердцах устроила разгон его прислуге, загоняла их, прежде чем завтрак удовлетворил ее. Люси тоже была очень разочарована, она во всем полагалась на мать и уже видела себя графиней.

Закончив с делами, Сергей Иванович как всегда появился в салоне Элен. Варя облегченно вздохнула, увидев его, — слава Богу, он еще не разлюбил ее, он приехал. Каждый раз после отъезда Воронцова Варя была убеждена, что простит его, лишь бы он приехал. Но при встрече обида снова поднималась в ее душе, и она не хотела говорить с ним, не позволяла дотрагиваться даже до своей руки. Тем не менее, скрыть радость на лице она не могла, это видел и Сергей Иванович, и Элен с Алексеем.

Элен вообще не понимала, как можно так долго сердиться. И чем граф мог уж так сильно обидеть Варю? Она считала, что Варе пора бы уж вести себя по-другому, иначе Воронцову надоест без толку дежурить в магазине.

Наступила Масленица. Сергей Иванович решил приехать к Варе в Прощеное воскресенье — самый подходящий день повиниться. Он прикатил в субботу и утром в воскресенье уже был у двери салона. Магазин, конечно, был закрыт, но Андрюха пропустил его внутрь, позвал хозяйку и Варю. Граф приехал с деревенскими гостинцами: его повариха напекла и наготовила достаточно для целой компании. Воронцов попросил, как положено, для проформы, прощения у Элен, а затем, совсем уж по-другому, искренне, у Вари.

— Бог простит, и я прощаю, — ответила она ритуальной фразой, но граф сразу продолжил свое наступление:

— Коли прощаешь, так идем на праздник, Масленицу жечь на площади, погуляем.

— Ступай, Варя, Алексей придет, и мы тоже пойдем туда, а потом милости просим к столу, на ваше угощение, граф, — улыбнулась она.

И Варя согласилась. Алексей и Елена Павловна могли и не взять ее с собой, одной сидеть в пустом доме не хотелось, а остаться в салоне наедине с графом она боялась. Нет, не графа, за себя боялась, что не сможет дальше изображать обиду. Весь город вышел нынче на улицы, все шли к площади, оттуда доносились звуки музыки — рожок и гармонь что-то пели вразнобой. Варя и Серж медленно брели прямо по мостовой. Впервые после большого перерыва, средь этой толпы, они почувствовали себя наедине, и Сергей Иванович воспользовался этим, чтобы хоть как-то объяснить свое жестокое поведение прошлым летом. Граф рассказал ей о своей первой жене. Потом уж говорил ей обо всем: о своей любви и о том, как им будет хорошо вместе, что он все сделает для нее. И что на следующую зиму они поедут в Петербург — там у него свой дом. Потом вновь просил прощения, говорил, что нет ему оправдания, что сам себя не может простить и что краснеет даже ночью лишь вспомнив обо всем. И вновь принимался уговаривать ее, прельщать рассказами о синем море. Обещал повезти летом в Италию, показать, какой там есть чудный город, вест стоит в воде, какое там ласковое море. И там он поведет ее смотреть балет — там только пляски, словно все немые, все изображают движениями. Как он хочет переделать свое поместье Воронцово, и что хорошо бы вместе заказывать новую мебель. И что Варя лучше него сможет обустроить дом. Лишь бы Варенька согласилась выйти за него замуж.

Варя уже смеялась его шуткам, с удовольствием слушала рассказы об Италии, дивилась рассказам о балете, сама захотела побывать в театре, но все же отворачивалась и не говорила ни да ни нет по поводу свадьбы. Что-то ее сдерживало. Ноги у Вари замерзли, но расставаться с Сергеем Ивановичем ей не хотелось. Стоять на морозе вовсе было невозможно, и они ходили кругами по шумной площади, покупали блины с медом и с икрой, горячий чай. Смеялись над скоморохами, ряжеными. Повсюду были толпы веселых людей, очереди и к блинам и на карусель. К кукольному театру было не пробиться. Кто-то пытался достать сапоги с верхушки гладкого обледенелого столба, кто-то бил молотом, меряясь силой удара. Силач, обнаженный по пояс, вызывал добровольцев на борьбу. Да еще всюду сновали коробейники, лоточники и вездесущие мальчишки. Потом народ потянулся к костру с чучелом Масленицы.

Возвращаясь к дому Элен, Сергей прочел наизусть строки своего любимого Пушкина:

«Я знаю: век уж мой измерен;

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днем увижусь я…»

Это, сказал он, о нем… После ухода графа, Варя достала томик Пушкина, подарок Сергея Ивановича, и нашла место, которое он декламировал. Это же письмо Онегина к Татьяне! Ах, а следующий стих письма еще более убеждал простить его.

Элен и Алексей не знали, чем обидел граф Варю, почему она сбежала от него, все дружно, не сговариваясь, решили: граф «нечаянно» изменил ей или Варе показалось, что он изменил, вот она и обиделась. Воронцов был так хорош собой, его вид был таким благородным, порядочным, он так преданно ловил каждое Варино словечко, каждый ее взгляд в свою сторону, что никто не мог предположить ничего другого. Продавщицы только удивлялись, почему именно Варя, чем скромненькая девушка так привлекла этого красавца — богача. Отчего кому-то так везет? — спрашивали они друг друга.

Отношение Елены Павловны и Алексея к Варе незаметно менялось. То, что она милая, приятная, хорошо воспитанная девушка, они знали и раньше, но перспектива стать женой Сергея Ивановича подняла ее не то что вровень с ними, а, пожалуй и выше. Теперь ее компания совершенно всех устраивала, хотя она и продолжала работать у Элен. Елена Павловна, честно говоря, считала это просто прихотью, женским кокетством особого рода — вот, мол, какая я независимая, мне и миллионы графа не нужны, могу сама себя прокормить. Она поняла, как только граф появился у них, он сразу готов был жениться, да и сбегать Варе, верно, было нечего, сумасбродство просто. Ну, на то и молодость дана, чтобы сумасбродничать.

Иногда Астахов не появлялся к вечеру, и тогда Елена звала Варю ужинать вместе с собой в гостиной. Потом они сидели в сумерках на диване, разговаривали. Большей частью говорила Елена Павловна — то рассказывала о своей безрадостной жизни с мужем, то о сыне. Обсуждали и дела, магазин сейчас и Варе стал близок. Эта тема была неисчерпаема: всегда можно было обсудить клиентку, поговорить о введении необходимых новшеств в салоне, о мастерской или о выборе нового товара. Варя чувствовала себя в квартире Элен как дома. Практически, она лишь спала в своей комнате, но когда Алексей ночевал у Элен, Варя старалась не выходить — эту парочку можно было застать в самом непристойном виде в любой комнате.