— Что у вас произошло, расскажи… — приставал к ней Алексей, — поссорились, что ли?

— Ничего не произошло.

— Ну не хочешь рассказывать — не надо, — обижался тот.

Каждую свободную минутку Варя крутилась у окон, все ждала знакомую экипаж, а из дома чуть наискосок, из чердачного окна за нею наблюдал Жорж. Ему было видно, как она то и дело подходит к окну и высматривает кого-то. Так продолжалось всю неделю.

И всю неделю Жорж провел бесплодно. Зато выспался. Вести себя на чердаке надо было тихо, чтобы жильцы не заметили и не прогнали. Там было тепло — он притаился у трубы. На него нападала зевота, а стоило только с полчаса посидеть неподвижно, глядя на дом напротив, и готово — он засыпал. Большую часть времени, сидя в засаде, он так и проспал на чердаке. Знала бы Вера, как ее нерадивый слуга торопится исполнить ее приказ, она сама бы его убила. А Жорж считал, что ему тут неплохо (еду он с собой теперь брал): поест, посмотрит на дом — на месте? На месте, ну и спи себе весь день, подальше от ненормальной хозяйки. Но Варю он словно чуял, и стоило ей подойти к окну или выйти на крыльцо, как он просыпался и полз к окошку.

Варя на улицу почти не выходила, а если и выскакивала в булочную, то так неожиданно, что Жорж не успевал покинуть свой наблюдательный пункт, а на обратном пути ее обязательно сопровождал Бориска или смотрел ей вслед. И лишь родительский понедельник, когда весь крещеный народ отправляется на кладбище поминать своих родных, принес ему удачу.

Варя была не местная, умерших родственников у нее в этом городе не было, на кладбище идти было ни к чему. Жорж отметил, что ни продавщицы, ни Алексей не появились. Видел, как ушли булочник с женой и сыном. Это уже был хороший знак. Этот здоровый парень, сын булочника, пугал его. Потом Елена Павловна с корзиной вышла из дома. Ее ждал наемный экипаж. Она уехала скорей всего на кладбище, значит, надолго. Дома остались Варя и пьяница-сторож. Все, капкан захлопнулся. Сегодня он получит свой червонец, а может быть, и что-нибудь еще. Барыня его очень недурна собой, а теперь он сможет ее припугнуть, она побоится огласки и будет в его руках.

Семен Семенович натаскивал пса. Евдокия сколько лет прожила с ним, а все диву давалась: зачем иметь чуть ли не двадцать собак — и борзых, и гончих. Да для охоты еще необходимы доезжачие да ловчие, да другой народ. Это сколько мужиков от работы отрывают! А постоянно кормить и ухаживать за собаками сколько надобно человек: Петька, главный псарь, да его помощник, да мальчишка на побегушках. А попробуй накормить всю эту прорву псов! И что та охота дает? Ну, затравили зайца, так уж дешевле было бы ловушку какую поставить — есть такие мастера силки расставлять, не нужна никакая псарня. Того зайца, что вся охота затравила, не хватит накормить всех занятых в ней людей. Играется барин, словно малый ребенок. А с другой стороны, чем и заниматься в деревне? Скучно.

Салюки был прирожденный охотник. Кукушкин любил сам выходить с ним в поле и спускать со своры. Стоило лишь шевельнуться траве, салюки тут же насторожился. Не выдержал зайчишка, не усидел на месте — Граф заметил его в траве, и никто уж не мог его теперь отвлечь. У него была одна цель — затравить зайца. Сильный, неутомимый, теперь он не упустит свою добычу. Он летел по траве, едва касаясь земли. Уши прижаты к голове, длинная морда словно наконечник стрелы — салюки летит в цель. Еще один прыжок, и Граф собьет зайчишку. Он предчувствовал, как схватит тонкую шею…

Ноздри его раздувались, он чуял запах добычи, ее страх — этот запах пьянил его и сводил с ума. Он представлял, как жертва увидит его и почувствует свою приближающуюся смерть, как в ее глазах полыхнет ужас, страх парализует ее члены и она больше не сможет сделать ни одного движения, не сможет даже вскрикнуть. И тогда он достанет нож и подойдет к ней. И резко выбросит руку вперед. Он словно наяву чувствовал мягкость ее тела, чувствовал, как нож входит в него, видел, как кровь струится из раны, как намокает ее платье. Нет, ее надо будет раздеть, и тогда ему будут видны следы его клыка — ножа. Он не спеша будет ее покусывать и наблюдать, как из нее вытекает жизнь. И наслаждаться ее ужасом.

Жорж минуту помедлил, оглядел всю улицу. Дичь в ловушке, но еще не знает этого. Через заднюю дверь она не выскочит, потому что в праздники ворота во двор были заперты, он это проверил. Осторожно, чтобы не привлечь внимания жильцов, охотник спустился с чердака и оглядел еще раз улицу, потом взглянул вверх на Варино окно. Она стояла у окна, он помахал ей рукой, она узнала его, испуганно отшатнулась и не увидела, как Жорж пересек улицу. Он двигался, как зверь, мягко и стремительно. У него обострились слух и обоняние, сам себя ощущал зверем и думал, что это видно и со стороны. Его должны бояться. Он хотел, чтобы его боялись. Поднялся по ступенькам и стукнул в дверь. Варя наверху услышала этот стук и сразу поняла, что это он, щербатый. Девушка крикнула, чтобы Андрюха не открывал, но старик не услышал или не понял. Он, видно, после ухода Элен запер дверь и не ушел к себе, а воспользовался моментом, чтобы насладиться удобством мягкого кресла в салоне, там и сидел, потому довольно быстро подошел к двери. Жорж слышал издали голос Вари и шаркающие шаги старика за дверью.

— Вам почта, — крикнул он.

— Что вам надобно, сударь? — переспросил сторож через дверь.

— Письмо от графа для Вари, — Жорж знал, что сказать.

— Не открывай! — кричала Варя.

Она бежала уже вниз, чтобы не дать Андрюхе открыть дверь, но в этот момент услышала звук поворота ключа в замке и кинулась назад в свою комнату. Старый пьяный дурень не обратил внимания на ее слова. Он выполнял свою обязанность — открывать дверь. Подслеповато щурясь, он взял конверт, заранее припасенный щербатым. Старик еще вертел его в руках, а Жорж уже мягко скользнул мимо и, размахнувшись, сильно и точно стукнул старика тяжелой рукояткой ножа в висок. Тот упал, с шумом свалив небольшой столик для сумок у входа, и сбил рукой цветочный горшок со стены. Не обращая больше внимания на лежащего старика, Жорж еще раз оглядел улицу — шум не привлек внимания. О Варе в этот момент он и не думал, он не беспокоился: пусть слышит — это он пришел, пусть пугается… Ей остается только бояться и ждать смерти. Повернув торчащий в двери ключ и сунув его в карман, он стал легко, мягко подниматься по лестнице. Наверху огляделся, определил, где комната Вари, которую не раз видел в окно, свернул направо и вошел в кухню.

— Варенька, ты где? Я иду, — глумился он.

Варя, услышав шум падения старика, заметалась по кухне, не зная, куда ей спрятаться: то ли бежать на половину Элен, то ли спуститься по черной лестнице. Решила — лучше вниз, может быть, успеет выскочить на улицу, пока он будет искать ее наверху. Она не слышала, как Жорж закрыл входную дверь на ключ. Окна на первом этаже были забраны решетками, а черная дверь всегда была заперта, ключ хранился у Андрюхи. Ловушка захлопнулась, только Варя об этом еще не знала.

Она тихо-тихо открыла дверь на черную лестницу, вышла и прикрыла ее за собой. Стараясь не скрипеть, она стала спускаться по старым ступеням, обливаясь холодным потом при каждом звуке. А Жорж хоть и шел мягко, как зверь, но шума не боялся — знал, что в доме они одни. Вот раздались его шаги на кухне, вот он налил в стакан воды, попил, поставил стакан — все это громко, не таясь, приговаривая: