Монтгомери родился в канун Рождества в земледельческом городке Тикфеа, штат Луизиана. Пока он был ребенком, мать часто надолго отлучалась из дома, она работала в другом городе не менее пяти дней в неделю, и будущего судью держал в ежовых рукавицах пьющий и жестокий отец. Он рассказывал, как его связывали и били пастушьим кнутом. Хотя подробности можно поставить под сомнение, власти верили, что в детстве Монтгомери подвергался физическому насилию.

В ходе судебного разбирательства Джек Монтгомери, страдавший от алкоголизма и диабета, имитировал слабоумие и психоз. Из-за неспособности убедить судебно-медицинских экспертов и председательствующего судью в своей невменяемости он был признан виновным. До вынесения приговора его нашли мертвым с огнестрельным ранением в голову. Предположительно, это было самоубийство, но оружие так и не обнаружили.

Очаровательная наследница

Жаклин, которую есть все основания относить к компульсивным лжецам, нашел Эдвард Долник (1992). Ее ложь была столь же очевидной, как и ложь судьи Монтгомери, хотя ее биография и не освещалась так же подробно в прессе. Эта провокационно одетая миниатюрная блондинка однажды днем скользящей походкой вошла в жизнь Долника, и часами развлекала его своими банковскими счетами. Позже она призналась: «Реальность бывает такой однообразной. Я стараюсь сделать ее особенной». Среди ее мифов: окончание факультета бизнеса в Стэндфордском университете с высокими баллами, ремиссия лейкемии, болезни, убившей ее сестру-близняшку, безумства бойфренда, который, стремясь вновь завоевать ее, на Рождество пригнал к дому красную «Феррари», перевязанную бантом. В реальности Жаклин была неприметной серой мышкой, чуть не вылетевшей из университета. Она пережила сексуальное насилие и аборт, о котором сожалела. Чтобы стать более привлекательной, она перенесла ринопластику, пластическую операцию на подбородке, и прибегла к услугам стоматолога. Наконец, чтобы поддержать самоуважение, она превратила (словно у нее была крестная фея) свою сердобольную бабушку в щедрого покровителя, подарившего ей доверительную собственность, а безразличного приятеля в страстного богатого поклонника.

Фантастическая псевдология — приятный симптом. Пациент потчует на первый взгляд правдоподобными историями, но скоро замечаешь, что между ними нет никакой связи. Правда и вымысел переплетаются причудливо и так тесно, что невозможно отделить их друг от друга. В отличие от пациентов с бредовым психотическим расстройством, псевдолог откажется от старой легенды или изменит ее, если встретит недоверие (Кинг и Форд, 1988).

Примерно в одной трети случаев фантастическая псевдология связана с дисфункцией головного мозга. У некоторых пациентов она проявляется в дислексии и в других видах неспособности к обучению. Часто у людей с церебральной дисфункцией навыки вербального общения развиты лучше, чем другие функции мозга, и вербальный IQ намного выше, чем IQ общего интеллекта (Кинг и Форд, 1988). Было выдвинуто предположение, что значительный фактор для фантастической псевдологии — отсутствие «контроля качества» за своей коммуникацией (Форд и др., 1988). Отделы головного мозга, отвечающие за логику и критическое восприятие (фронтальные лобные доли и недоминирующее полушарие), неспособны адекватно контролировать выдаваемую информацию. В крайнем варианте это приводит к конфабуляции (см. главу 3).

Если не принимать во внимание значимость церебральной дисфункции у некоторых пациентов, то можно утверждать, что не у всех псевдологов наблюдается нарушение деятельности головного мозга и не все пациенты с церебральной дисфункцией страдают фантастической псевдологией. Следовательно, существуют другие объяснения этого уникального явления. Некоторые психологи и психиатры рассматривали фантастическую псевдологию с точки зрения бессознательных попыток сохранить или создать ощущение самоидентичности и уберечься от нарастающей тревоги.

Хелен Дойч (1921–1922) в своем исследовании, которое она отправила в Венское психоаналитическое общество уже более 70 лет назад, определяла фантастическую псевдологию как сиюминутные мечты, выдаваемые за действительность, которые отражают желания честолюбивого или эротического свойства. Согласно Дойч, практически все мы хотя бы раз называем незначительное отклонение от правды обманом в течение своего правдолюбивого существования. Однако обман, вызванный фантастической псевдологией, имеет всепроникающий и устойчивый характер. Масштабы и содержание псевдологии определяются скорее внутренними факторами, нежели аудиторией. История Жаклин подтверждает теорию Дойч. Жаклин вылепила целый виртуальный мир мечты, чтобы избавиться от болезненных воспоминаний.

Именитый психоаналитик и теоретик психологии Отто Фенихель (1954) рассматривал фантастическую псевдологию иначе. Он предполагал, что «раз можно заставить собеседника поверить в то, что ложные факты правдивы, значит, не исключено, что подлинные события, воспоминания о которых держат меня в страхе, недостоверны». Одна из задач псевдологии — избавление от мыслей о чем-то неприятном и тревожном (репрессия, подавление). Однако субъект фантастической псевдологии может выбрать маскировку болезненных воспоминаний, которые пытается скрыть. То есть ложь может открывать правду.

История Джека Монтгомери — это прекрасный пример, подтверждающий данную гипотезу. Он много раз лгал о насилии, пережитом на войне. Но насилие он перенес в детстве, будучи «пленником» собственного отца. Болезненные картины детства замещались лжекартинами о героически вынесенных пытках военнопленного.

Фантастическая психология выполняет и защитную функцию, позволяя поддерживать чувство субъективной индивидуальности и ощущение «собственной персоны». Дитрих (1991) описал успешный психоанализ мальчика-подростка, который неоднократно прибегал к псевдологии во время анализа. Псевдология отвлекала его от мыслей об угнетенной, скрытной, бедной и властной матери. После успешного завершения анализа юноша мог обернуться назад и сказать: «Я сам придумал весь этот бред. Он был куда интереснее, чем настоящий я».

Фантастическая псевдология может быть формой проекции отрицательных сторон личности и наделения ими другого объекта (человека). Фантазии пациента с пограничным расстройством личности о том, что он стал жертвой нападения или сексуального насилия, могут скрывать под собой его собственные импульсы, перенесенные на других людей (Снайдер, 1986). Ложные обвинения мы рассмотрим в главе 9.

Часто считается, что псевдолог лжет, не прилагая для этого никаких усилий, не испытывая чувства вины или эмоционального возбуждения. Работа Пауэлла и его коллег (1983) опровергает это утверждение на примере одного случая. Пациент, давно укоренившийся в фантастической псевдологии, эмоционально возбуждался, когда давал ложные ответы при проверке на полиграфе. Исследователи пришли к выводу, что псевдолог испытывает значительно более сильное чувство тревоги и вины, чем привыкли считать.

Большинство людей, склонных к патологической лжи, делают это не так явно, как судья Монтгомери и Жаклин. Все равно они доставляют немало огорчений своим близким и коллегам и значительно усложняют собственную жизнь попытками защитить себя.