Моральные императивы правды и запрет на обман отражают корыстные интересы властных структур. Их представители не хотят быть обманутыми теми, кого сами контролируют. Как отмечал У. Б. Робинсон (1993), победители пишут историю и определяют «правду» прошлого. По мнению Ницше, «сильный всегда лжет». До некоторой степени слабые умело управляются благодаря информации, которую им преподносят. Правительства, монашеские ордены, корпорации и другие авторитетные социальные структуры устанавливают доктрину («мораль») правды, которая мотивируется потребностью и желанием слышать только правду от остальных, но не обязательно отвечать им тем же. Корпоративная структура требует честности и абсолютной откровенности от подчиненных относительно их действий, но не обеспечивает их данными о закрытых заседаниях совета директоров и об обсуждении стратегий дальнейшего развития. Таким образом, для широкой общественности провозглашается нравственность правды, потому что это позволяет властным структурам поддерживать статус-кво. Ложь тех, кто наделен властью, рационализируется как необходимая ради блага организации. А ложь простых работников рассматривается как причинение вреда организации.

Доверие не подразумевает веру в то, что человек всегда будет говорить вам только правду. В отношениях доверие скорее вера, что человек (или организация) постарается не причинить вам вреда. Правда может стать оружием для разрушения чужой самооценки и ощущения собственного благополучия. Супруги знают об этом и внимательно относятся к компонентам супружеского самообмана, даже когда ради этого приходится лгать. Доверие разрушается скорее не обманом, а потерей уверенности в том, что обидчик уважает наши интересы. Конечно, при определенных обстоятельствах и ложь ведет к утрате доверия.

Считается, что в основополагающем труде Бок Lying: Moral Choice in Public and Private Life (1978 а) автор разделяет взгляды Канта о ценности абсолютной правды (Соломон, 1993). Однако Бок (1980) также удовлетворила потребность в дальнейших междисциплинарных исследованиях последствий обмана, исследованиях, выходящих за рамки философии, например, в сфере психологии, социологии и антропологии. Впоследствии ряд авторов обращались к этой проблеме (Бэйли, 1991; Найберг, 1993; Соломон, 1993). Независимо от того, принимает ли автор философские взгляды Бок, она достигла своей цели — привлекла внимание и инициировала подробное рассмотрение нравственной стороны обмана.

Некоторые современные философы отошли от абстрактных принципов и более прагматично рассматривают этические нормы правды и обмана. Соломон (1993), например, уделял много внимания влиянию лжи на межличностные отношения, определяя, является ли коммуникация «успешной» или «неуспешной». «Обман — это прежде всего форма отношения с окружающими и самим собой. Обман может быть губительным и даже смертельным, но иногда он ни то, ни другое». Далее он говорит: «Обман и самообман… может быть не искажением, а самим материалом человеческого общения». Эта точка зрения во многом согласуется со взглядами Шайбе (1980).

Найберг (1993) утверждала, что «обман не просто необходимо терпеть, как иногда возникающее, осторожное отклонение правды: скорее это естественный компонент нашей способности организовывать и изменять мир, чтобы решать проблемы координации среди отличающихся людей, преодолевать неизвестность и боль, быть частью общества и добиваться приватности, когда это необходимо, чтобы выжить как вид и развиваться как личность».

Вслед за Соломоном и Найберг мы предполагаем, что ложь и самообман изначально не являются ни нравственными, ни безнравственными. Они — неотъемлемая часть наших отношений с самими собой и с окружающими.

Исследование психологии обмана нельзя сводить к нескольким основным законам и принципам. Эта наука в зародыше, и, как предмет обсуждения, она должна сохранять подвижность и накапливать новые данные для подтверждения прежних наблюдений.

При изучении биологии (науки о жизни) мы узнаем, что обман господствует во всем королевстве животных, и человек — не исключение. Люди принимают решения на шаг вперед и согласуют их с самообманом. При большинстве психических операций обман и самообман переплетены так тесно, что их не разделить. Важно и то, что социальные отношения влияют на наше восприятие и воспоминания и усиливают самообман. Каждый ребенок при нужде пользуется ложью как средством самоиндивидуализации. Обману обучаются все дети, и все они его социализируют, независимо от парадоксальных запретов родителей. Мы учимся распознавать чужую ложь и провоцировать окружающих на ложь, чтобы поддержать собственный самообман. Мы узнаем, что иногда в наших собственных интересах не признавать обман, который мы распознали.

Самообман начинается в раннем возрасте, он защищает и питает собственный образ и самооценку. Самообман и обман окружающих позволяют нам изменять внешний мир, подстраивая его под потребности нашего внутреннего мира. Такому искажению реальности содействуют церебральные дисфункции, в частности, несоответствие между вербальными и невербальными когнитивными способностями, и детские психологические травмы. Когда ребенок неспособен на должные эмпатические связи (ставить себя на место собеседника и сопереживать ему) с окружающими (в первую очередь с родителями), то ему, вероятно, не удастся развить сильное ощущение себя (эго) в будущем. У людей, не получающих эмпатической отдачи, самообман принимает крайние формы и проецируется на остальных в форме патологической лжи.

Некоторые люди благодаря актерским способностям, которых Экман (1922) называл «прирожденными лжецами», — виртуозные вруны. Они могут преуспеть в профессии (связанной с политикой или продажами), в которой приветствуется квалифицированный блеф. Люди, развившие этот навык или страдающие от острых дисфункций (таких как нарциссическое или антисоциальное расстройство личности), нанесли и продолжают наносить огромный урон человечеству.

Параллельно с развитием навыка обманывать себя и окружающих мы тренируем способность распознавать обман. Она развита меньше, чем навык обмана. Лишь немногие обладают необыкновенным даром выявлять ложь, а большинство так называемых экспертов по распознаванию обмана на самом деле обманывают самих себя относительно собственного мастерства. Мы сильно рискуем, когда слишком доверяемся и хотим верить таким экспертам. Большинство людей не пользуются всеми своими врожденными способностями при распознавании обмана, они присматриваются к чужой лжи, пользуясь при этом навыками, выработанными в ходе социального взаимодействия. Усиленное распознавание лжи может быть недостатком общества.

Обман самого себя или окружающих, как и базовые инстинкты агрессии и репродукции, сами по себе ни хороши, ни плохи. Человеческий мозг, вероятно, стимулируемый одновременно необходимостью обманывать и распознавать обман, создал предпосылки для великих технических достижений. Люди придумали инструменты, которые позволяют мгновенно обмениваться сообщениями (правдивыми и ложными) на расстоянии и делают реальными массовые разрушения. Сегодня мы способны изменять окружающую среду и даже гены, сам репродуктивный материал. Этот прогресс предоставляет ресурс влияния на социальную систему, на эволюцию, а также делает возможным полное истребление. Чтобы избежать апокалипсиса, нам следует научиться корректировать бессознательные порывы агрессии, воспроизведения и схожих форм обмана. В итоге не ложь, а взаимно укрепленный самообман оказывается наиболее опасным для человека, общества и человечества.