попросить сделать всё какого-нибудь другого сотрудника, помоложе. Но сидеть сложа руки и тупо ждать звонка Новоковскому было намного тяжелее – он был деятельным человеком и прекрасно знал, что время всегда бежит быстрее, когда ты чем-то занят. Разобравшись наконец-то с диктофоном, Новоковский перешел к радиоприемнику, который тоже надо было как-то присобачить прямо на голое тело. Впрочем, Сергей Александрович уже кое-как приспособился и с радиоприемником справился намного быстрее – через пару минут он уже занял свое место рядом с диктофоном. Когда всё было закончено и Руслан снова оделся, Новоковский выглянул в коридор и позвал Женю, которая в это время о чем-то разговаривала с Савиным.

– Юрий Геннадьевич, иди и ты, посмотришь на нашего Руслана! – крикнул Новоковский.

Юрий Геннадьевич, явившись на зов товарища, придирчиво осмотрел Руслана с головы до ног и вдруг громко расхохотался.

– Что такое? – даже несколько обиделся Новоковский.

– Ты что, так и повезешь его на операцию?

– Как «так»? В чем дело?

– Без шнурков, – иронично ответил Савин, продолжая смеяться.

Новоковский, в свою очередь, перевел взгляд на ботинки Руслана, в которых действительно не было шнурков, и крепко выругался вслух. Он, правда, тут же спохватился, покосился осторожно на Женю, при которой он всё-таки избегал нецензурных выражений, и воздержался от дальнейших комментариев. Всё дело было в том, что, когда Руслана поместили в изолятор, там с него не только сняли ремень, но и заставили расшнуровать ботинки, а шнурки отобрали. Это была обычная практика – так поступали со всеми задержанными, чтобы те не натворили каких-нибудь глупостей. Разумеется, Новоковский прекрасно это знал, но как-то вот упустил из виду.

– Да, ну я и облажался! – воскликнул Сергей Александрович. Ему уже и самому стало смешно. – На такой мелочи могли бы погореть! Хорош бы он был на встрече с ментами без шнурков! Уж кто-кто, а они-то знают, где без шнурков сидят! Послушай, Юрий Геннадьевич, – отсмеявшись, обратился он к Савину. – Будь другом – сходи на чердак, в камеру вещдоков, найди ему там шнурки какие-нибудь.

– С трупа, что ли, снять? – всё так же насмешливо спросил Савин.

– Ну и что? Какая разница! Не хочешь с трупа снимать – отдавай свои, не в магазин же бежать за шнурками!

– Ладно, так уж и быть, схожу, – согласился Савин и нехотя поплелся на чердак.

Когда шнурки были наконец доставлены и Руслан занялся своими ботинками, дверь открылась и в нее всунулась круглая коротко остриженная голова прокурора.

– Ну что, Сергей Александрович, как готовность? – поинтересовался прокурор.

– Готовность номер один, – отрапортовал Новоковский – видно, ему опять пришел в голову полет в космос.

– Ага-а, я вижу, Руслан уже готов, – протянул прокурор. – Ну что же, отлично! Пройдемте ко мне, Сергей Александрович, поговорим.

Новоковский отправился за прокурором, оставив Руслана вместе с телефоном, шнурками, героином и прочим барахлом на Женю – пусть сама с ним нянчится.

– Сергей Александрович, – начал прокурор, когда они остались одни в его кабинете. – Сейчас мне звонил начальник УСБ – у них тоже всё готово. Весь Кировский район уже блокирован. На всех постах ГИББД знают, что проводится операция. На въезде с Московского шоссе в город поставили знак «стоп» – будут смотреть каждую машину. Как только появится наша, они сразу дадут знать. Ну а у вас как – проинструктировали Руслана?

– Да, мы уже всё с ним обговорили, – ответил Новоковский.

– Как вы думаете, он не подведет?

– Вообще-то, не должен. Но стопроцентной гарантии дать не могу, – честно признался Новоковский.

– Ну ладно, ладно, – махнул рукой прокурор. – Какие уж тут гарантии! – Он чуть помолчал, а потом, пристально глядя на Новоковского, прибавил: – Но только, Сергей Александрович, вы же сами понимаете – у нас сейчас всё на лезвии бритвы. Так что я вас очень прошу: никаких отклонений от намеченного плана операции, никакой самодеятельности. Учтите: если что-то сорвется, если, не дай бог, будут жертвы, отвечать придется нам с вами. Ведь так?

– Так, так. Конечно, Николай Андреевич, – с энтузиазмом закивал головой Новоковский, придав своему лицу самое невинное выражение. Он, впрочем, прекрасно понимал, что «нам с вами» означает, что отвечать придется лично ему – Сергею Александровичу Новоковскому.

– Ну хорошо, – несколько недоверчиво ответил прокурор, продолжая внимательно разглядывать своего собеседника. – Что ж, на Промышленной уже тоже всё готово – в каждом сугробе по сотруднику УСБ. Они там даже снайпера на крышу посадили. Ну, если будут какие-то изменения, – развел руками прокурор. – Ничего не поделаешь – направим резерв в другое место. Ладно, пока идите к себе. Как только они позвонят – сразу дайте мне знать.

И Новоковский отправился к себе в кабинет, чтобы там без конца прокручивать в голове уже полностью спланированную операцию и вместе со своей верной помощницей и еще совсем недавно так ненавидимым им Русланом переживать одно из самых тяжелых, самых безжалостных испытаний на земле – испытание ожиданием.

Глава 18

И как ни странно, лучше всех выносил это испытание сам Руслан. В то время как юная Женя вся издергалась в ожидании звонка, а опытный Новоковский мрачно прокручивал в голове одно и то же, Руслан с совершенно безучастным видом сидел на своем месте в углу на стуле, как всегда, погруженный в свои бесконечные медитации. За это время они уже успели поесть и накормили Руслана, что он воспринял даже с некоторым подъемом. «И о чем он только думает?» – с легким раздражением спросил себя Новоковский, но вслух спрашивать ни о чем не стал – ни к чему это было.

Ближе к вечеру ожидание стало почти невыносимым. Новоковский давно уже решил все вопросы: все сотрудники, участвующие в операции, были уже неоднократно им проинструктированы, аппаратура сто раз проверена и перепроверена, а во дворе его ждала машина «газель» с затонированными стеклами, вся напичканная оборудованием для прослушки и проглядки. Сергею Александровичу казалось, что стрелки на циферблате его солидных «командирских» часов вообще почти перестали двигаться, они как будто прилипли к одному месту и лишь изредка лениво продвигались на минуту-другую. А Жене к тому времени уже вообще ничего не казалось – она просто была сама не своя, понимая, какая ответственность лежит на ее дорогом шефе.

Наконец, когда за окном уже начало смеркаться, рация Новоковского вдруг ожила – она радостно замигала своим единственным красным глазом, и через секунду оттуда раздались какие-то невнятные хрипы, постепенно переходящие в связную речь. Новоковский был так измотан ожиданием, что даже не сразу понял суть сообщения. Слова, переданные по рации, просто записались у него где-то на подкорке и только