Значит, ее зовут Ана. Про себя я заметил, что люди с оливковой кожей, видимо, происходившие из другого региона, как, например, капитан Мих или вот Ана, носили короткие имена из трех букв. Мне стало любопытно, как зовут хозяина.

— Меня зовут Илья. Мне было бы намного удобнее разговаривать, если бы вы нашли возможным представиться. До сих пор никто не объяснял мне, в чей дом я попал и как вас зовут. Зная ваше имя, я бы знал, кому я обязан гостеприимством. Это вообще в обычае моего народа, поэтому прошу простить, если я чем-то нарушил ваши традиции.

Незнакомец с высокомерным удивлением разглядывал меня.

— В обычаях моего народа говорить то, что велят старшие, и не интересоваться тем, о чем они не хотят говорить. И еще меня совершенно не интересуют обычаи диких горцев, — он немного помолчал. — Впрочем, благодарность, как ты уже понял, нам не чужда, и я должен поблагодарить тебя за то, что, очевидно, ты сделал прошлой ночью.

Меня начинало раздражать его высокомерие, поэтому я ответил с изрядно долей наглости:

— Ну, хорошо. Благодарите.

Неожиданно тот засмеялся.

— Наглец! — потом вновь стал серьезен. — Прежде чем благодарить тебя, я должен знать все о событиях прошлой ночи и о том, как ты это все сделал.

— Мне будет трудно объясниться, не рассказав моей истории.

Незнакомец поморщился.

— Зачем мне знать о твоем трудном детстве и почему тебя выгнали соплеменники? Это ничего не меняет.

— Меняет. И очень многое. Настолько многое, что я бы предпочел, чтобы мой рассказ никто больше не слышал, — я спокойно наблюдал за реакцией хозяина.

Тот какое-то время тоже смотрел на меня, затем мельком взглянул на охранника и сказал:

— Ну, хорошо. У меня не так много времени. Даю тебе пять минут на детство, — он махнул рукой охраннику. — Подожди там.

— Хорошо. Пять минут, — внимательно глядя на него, сказал я. — Я не мун. И я не с этой планеты, или из этого мира, как вам будет угодно. Я с Земли — это такой мир, из которого, по-видимому, происходят и все живущие здесь люди. В местных реалиях я не разбираюсь, попал сюда чуть больше года назад, пытаюсь выжить как могу. Исследую вашу магию, надеюсь, что именно она причина и тот способ, которым я смогу вернуться домой. Способностей у меня к ней нет, я действую так, как поступал бы дома. Строю приспособления, позволяющие добиваться нужных эффектов. Все. И еще мне нужна информация, мне нужны знания — без них я умру раньше, чем разберусь с произошедшим!

Надо было видеть его лицо! Это была смесь напряженной работы мозга, пытающегося разобраться в потоке непонятного бреда, настороженность от узнавания каких-то деталей этого бреда и одновременно брезгливость, как если бы человек, которому ты доверял, оказался душевнобольным. Я не торопился, молчал, спокойно сидя на своей табуретке перед лицом могущественного господина, владетельного аристократа, имеющего право судить и миловать на территории своего дома.

Наконец он произнес:

— Видимо, наш разговор стоит отложить, — и после паузы: — Должен тебе сказать, что у тебя сейчас есть выбор — получить достойную награду и покинуть мой дом или остаться, но рисковать быть казненным, если я выясню, что ты мошенник.

— Я не мошенник, ваша награда для меня не важна, что мне надо, я честно вам сказал, поэтому предпочту остаться.

— Ну что же. Ты сделал выбор! — и тут же: — Гуннах! Пусть сидит в комнате под стражей, кормить, выпускать в уборную. Идите.

Гуннах, так, по-видимому, звали стража, посторонился, пропуская меня. Я, не оглядываясь, вышел, повернулся и увидел, что Гуннах выслушивает что-то от хозяина, не обращая на меня внимания. Пару минут спустя за мной захлопнулась дверь моей очередной, на этот раз вполне комфортабельной, тюрьмы. Я подумал, что становлюсь профессиональным сидельцем — бывалым заключенным. Правда, мои стражи явно не были профессиональными надзирателями, иначе они бы не оставили мне все мои прибамбасы, включая шокер.

Днем несколько раз забегала Саэтех. Приносила еду, воду и сплетни. Заодно подробно информировала о том, что происходит в особняке и за его пределами. Я смотрел на нее и поражался — хрупкая девчонка, как оказалось, хранила внутри стальной стержень. Глядя на нее, невозможно было представить, что предыдущей ночью она была разбужена налетом на особняк, едва избежала гибели и затем остаток ночи и утро занималась тем, что ликвидировала последствия нападения, лечила Сурдара, улаживала какие-то дела в городе, контролировала меня. Снаружи все было тихо. Нападавших никто не хватился. Я, конечно, рассказал, где и при каких обстоятельствах я видел погибшую скелле, но, похоже, никого, кроме меня, ее личность особенно не волновала. Саэтех сказала, что так как она погибла на территории дома, то являлась, как она выразилась, законной жертвой. Я не стал уточнять, что бы это значило. В этот момент меня одолевали совершенно другие мысли. Я сделал ставку на эту семью. Пусть и неосознанно, по воле обстоятельств, но теперь у меня уже не было другого выбора. Надо было дождаться решения хозяина дома.

Ближе к вечеру дверь моей комнатки распахнулась без стука, и внутрь решительно вошел тот самый хозяин. Минуту он постоял, озирая небогатую обстановку, развернулся, закрыл дверь, как-то по-иному посмотрел на меня и объявил:

— Сам. Меня зовут Сам из дома Ур11.

Я встал с постели, на которой продолжал все это время сидеть, и ответил:

— Меня зовут Илья из дома Злобиных, сын Егора.

Сам кивнул на мое супероружие, которое осталось лежать на кровати.

— Покажешь, как оно действует.

— Легко. Только в помещении это будет опасно.

Хозяин дома, склонив голову, разглядывал шокер, который я взял в руки. Затем огляделся, увидел табурет, стоявший у двери, ногой подтянул его к себе и сел, взмахом руки предложив мне сделать то же самое. Комнатушка, где я обретался, была крохотная, и мы оказались буквально лицом к лицу. Я подумал, глядя на Сама, что он, должно быть, смертельно устал, но держится на аристократическом гоноре.

— Рассказывай, — велел хозяин. — Я тебя слушаю предельно внимательно.

Я и рассказал. Несколько раз он перебивал меня, задавая вопросы, иногда не вполне понятные, вроде — какого цвета были пояса у скелле, которые приходили в тюрьму. Один раз мне удалось его действительно удивить. Нет, не тогда, когда я рассказывал о том, как попал сюда, а тогда, когда рассказал о пытке.

Он вытаращил глаза, как если бы я был инопланетянин, — а я определенно им был, — и почти шепотом уточнил:

— Тебя пытала скелле?

Мне почему-то не хотелось отвечать на этот вопрос, я просто поднял глаза на него, и он выпрямился, как будто его насадили на шпагу.