можно дальше от себя. А сам глаз от меня не отводит.

- Кхм, - смущенно улыбаюсь, проследив за его осторожными действиями. – Останься с нами, - поперхнувшись, исправляюсь: - С Аленкой. Хотя бы на пять минуточек, - прошу еле слышно, чтобы малышка не распознала.

Осмелев, беру Альберта за руку, чуть сжимаю, будто не хочу отпускать. Но он напрягается сильнее и становится злым. Только сейчас понимаю, что наши лица напротив. Близко до неприличия.

- Зачем? – изгибает бровь.

Чурбан бесчувственный! С трудом сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть и не закатить глаза. Ради Аленки терплю заторможенного Туманова.

- Она скучает и чувствует себя одинокой, - лепечу тихо, но на эмоциях.

Во рту сухо, как в сорокаградусную жару, в горле застревает ком. И я машинально тянусь к чашке Туманова, нагло делаю глоток, обжигаю губы – и возвращаю ее на место недовольно. Кто летом кипяток пьет?

- Аккуратнее, - беспокойно отзывается Альберт. Поднимает свободную руку, почти касается пальцем моих губ, но косится на Аленку. Малышка полностью занята конфетами и не обращает на нас внимания. Или делает вид… Но ладонь от моего лица Туманов все-таки убирает.

- Вы все какие-то… - продолжаю, подбирая слово, - разрозненные.

- Чего? – морщится Альберт, и его черный взгляд снисходительно скользит по мне. А потом цепляется за отпитый кофе. Прищуривается.

Туманов брезгует? Ну, значит, останется сегодня без утренней дозы кофеина.

- Того, - фыркнув в его лицо, отпускаю грубую ладонь, которую держала до этого момента. Бесполезно с упертым Тумановым разговаривать. Сухарь! Бородинский! – Алена поэтому и бунтует, - предпринимаю последнюю попытку достучаться до каменной глыбы. – Пытается привлечь ваше внимание. Ей семья нужна, а не няньки, - последней фразой, кажется, попадаю в цель. Туманов становится задумчивым, будто анализирует мои слова.

Делаю паузу, чтобы перевести дыхание. Невольно впускаю в себя уже до боли знакомый аромат одеколона. Я лгала, когда сказала Альберту, что он противный и резкий. На самом деле, мне впервые нравится запах мужчины. Морская свежесть с привкусом соли. Хочется нырнуть в нее с головой и раствориться без остатка. Я настолько дурею, что подаюсь вперед и еще раз веду носом, вбираю в себя воздух, наслаждаясь им.

- Понял, - отрезает холодно, разрушая легкую атмосферу. – Отойди и сядь, - указывает жестом за спину. В сторону стола.

Смирившись с поражением, подчиняюсь. Уныло сажусь рядом с Аленкой, поглаживаю ее по макушке, играю волнистыми прядями. А боковым зрением вижу, как Альберт берет кружку, которая случайно стала нашей общей.

Распахиваю рот в удивлении, когда он опускается напротив. С улыбкой принимает конфету от радостной, засиявшей, как сверхновая, сестры.

И я окончательно теряю дар речи, когда Туманов невозмутимо отпивает кофе. Не ожидала, но эта деталь кажется мне интимной.

Он будто поцеловал меня только что. Опять.

- Ты не забыл, что обещал Лесе купить новые платьишка? – мило щебечет Алена, а я тычу пальцем в ее плечико, намекая ей замолчать.

- Конечно, я никогда не отказываюсь от своих слов, - спокойно реагирует Туманов. – Да и Лесе не помешает… - оценивающе разглядывает меня.

Опять не нравлюсь? Хотя бы вид сделал бы ради приличия. Хам! Сжимаю губы обиженно и обхватываю себя руками, прикрываясь.

- Мне можно поехать с ней выбирать? – малышка явно в восторге от предстоящего похода по магазинам, чего не сказать обо мне.

- Как хочешь, - пожимает плечами Альберт и делает еще глоток из «нашей» кружки. Я импульсивно тоже сглатываю. И закашливаюсь взволнованно.

- А с кем мы поедем? – болтает ножками Аленка. Дотронувшись до ее коленки, прошу остановиться. И она подозрительно быстро подчиняется. – С охранником? В магазин он тоже пойдет? Чтобы за нами присматривать? А там Леся переодеваться будет, - тараторит хитрая малявка, и я не сразу догадываюсь, к чему она ведет.

Когда распознаю ее истинные мотивы, уже поздно. Детская манипуляция без осечки срабатывает на взрослом серьезном Альберте. И он идет на поводу, сам того не замечая.

- Я сам подвезу, - неожиданно заявляет, и я машу головой так усиленно, что в висках болеть начинает.

Слишком много мужа рядом со мной! Второй день подряд мы вместе. Наверное, так и должно быть у супружеской пары в период медового месяца.

Но не у нас! Мы неправильные молодожены! Случайные! А Туманов вообще в неведении до сих пор и не узнал во мне жену! Как остановить этот локомотив?

- Прекрасно, - «семейную идиллию» нарушает мерзкий женский голос, пыльным смерчем влетая в кухню. – Мне тоже пора обновить гардероб, - заявляет настоящая Лера, обвивая шею Альберта тонкими и длинными, как веревки, руками. Оторвать бы! – Я с вами!

И мы обреченно вздыхаем. Одновременно.

Втроем...

Глава 19

Альберт

- Смотри, это платье вроде лучше село, - жужжит Валерия, выплывая из примерочной. Я сбился со счета, в который раз. Причем, как по мне, все наряды одинаковые.

Благо, к ней тут же подбегает продавец, с восторгом рассказывая о преимуществах этой модели. Болтает что-то об итальянской лимитированной коллекции. Приукрашивает, конечно, но зато избавляет меня от необходимости поддерживать пустой и неинтересный мне разговор о бабских штучках.

Какого хрена я вообще вызвался подвезти их? Еще и Аленка затащила меня в эту обитель тряпок. Лучше бы в машине подождал.

- Да, нормально, - бросаю, даже не взглянув на очередное платье.

Делаю глоток газировки, смотрю на часы, а краем глаза наблюдаю за Лесей, вокруг которой вьется Аленка. Слежу, чтобы нянька опять не натворила бед.

- Думаю, мне очень идет, - нарывается невеста на комплимент.

- Конечно! – вместо меня отвечает продавец, и я мысленно благодарю ее. Надо не забыть поощрить за такую… «чуткость». Порой создается впечатление, что женщина намеренно меня спасает.

Вновь бросаю взгляд на Лесю. Она берет в руки нежно-сиреневый сарафан, прикладывает к себе, невесомо проводит пальчиками по дорогой ткани. Хмурится задумчиво, будто наощупь определяет ее стоимость. Лихорадочно ищет ценник, округляет глаза и распахивает ротик возмущенно. И уже через секунду возвращает вешалку на место, несмотря на возражения Аленки. Такая же судьба ожидает и ряд следующих довольно милых, однако отвергнутых Лесей вещей. Я же невольно