— «Зенки», — вслух вспомнил Александр Борисович.

— Точно, еще «Зенками» ее в перестройку называли! — Враг из прокуратуры, коим Никаноров считал Турецкого, сразу стал ему симпатичен. Эдакий миляга, помнит этапы большого пути от советского телевидения к постсоветскому! Эти этапы отчасти прошел вместе со страной Захар Игнатьевич Никаноров, поэтому не заулыбаться он не мог. Карломарксова борода расправилась и стала еще более окладистой, символизируя удовольствие…

Биография Захара Игнатьевича, в которой основательно покопались люди Турецкого перед допросом, представляла бы существенный интерес для историка, изучающего переход от социализма к капитализму в нашей стране. Начать стоило бы с того, что именно благодаря социализму выходец из заснеженной промышленной сибирской глубинки, карабкаясь по партийно-идеологической лестнице, смог занять в столице ответственный, связанный с руководством умами пост. Так что карломарксову бороду этот сибиряк продолжал носить не зря: верность памяти, ностальгия… Впрочем, бороду он в советские времена не носил: борода в партийно-чиновничьей среде автоматически становилась зримым признаком вольнодумства и неблагонадежности. А Захар Игнатьевич и так позволял себе слишком много неблагонадежности, чтобы подкреплять ее еще внешними проявлениями. Постепенно, на общем монолитном сером фоне, он становился все более и более либерален… Не то чтобы Захар Игнатьевич готов был жизнь отдать за идеалы либерализма — ничего подобного, просто он чутко ловил конъюнктуру и умел видеть на шаг вперед. В первые годы перестройки, когда его коллеги с сомнением прикидывали, что уже можно и чего еще нельзя, и страшно боялись обмишуриться, перепутав одно с другим, Никаноров взялся за организацию фестивалей бардовской песни, а потом и рок-фестивалей. Поощрял он и такое новое в нашей стране направление, как граффити, привлекая первых графферов к созданиям декораций для своих фестивалей. При этом присутствие на сцене символики, отсылающей к Октябрьской революции и Гражданской войне, считалось обязательным. Товарищи по партийной работе, для которых потолком предпочтений в искусстве была Людмила Зыкина по радио и скрипичный концерт в филармонии, поначалу плевались, но потом стали завидовать. К всеобщему ропоту, Захару Игнатьевичу не дали по рукам. Наоборот, как-то так получилось, что его загребущие ручки захватывали все больше и больше кусков информационного пирога. А информация — это и влияние, и материальные выгоды… Короче говоря, развал Советского Союза Никаноров встретил в весьма отменном моральном и техническом оснащении, он имел полное основание потирать эти свои ручки. Кстати, бороду он тоже отрастил в 1991–1992 годах. Возможно, из нонконформизма. А возможно, чтобы наконец-то осуществить давнюю юношескую мечту…

«Никаноров — страшный человек», — передавалось в телевизионных кругах, и даже в его собственном «Шестом глазе» многие имели основания его недолюбливать. Но фактически за этим матерым телемонстром с незабываемой внешностью ничего не числилось — никакого явного криминала и никаких компрометирующих связей. Если чем и был он страшен — исключительно для конкурентов, — так это неиссякаемой, фонтанирующей новыми проектами креативностью.

— Так вот, я хотел сказать по поводу «Зенок», — удовлетворенно погладил бороду Никаноров. — Это на самом деле недурственно, такие опрощенные названия доказывают, что программа стала популярной, пошла в народ! Но «Взгляд» для наших дней — слишком примитивно. Элементарно. Пройденный материал, а кому сейчас нужно повторение пройденного? Я настаивал и продолжаю настаивать, что название должно быть необычным, затягивающим… А взять, к примеру, «Радугу» — ну что это за убожество? Так можно назвать что угодно: зубную пасту, плавленый сырок, фабрику, выпускающую женские халаты, марку презервативов — какое отношение это имеет к телевидению, ответьте!

Борода Никанорова встала дыбом, как шерсть очутившегося перед оскаленной собачьей мордой кота.

— Однако, Захар Игнатьевич, телекомпания «Радуга» составляет для вас серьезную конкуренцию, — поддел его Турецкий.

— Они? Вздор. На пятки наступают, да, это верно. Но тоже не всегда. Больше скандалят, шумят, да, понимаете ли, шумят. Они стремятся настичь «Шестой глаз». Но им это не удастся. Руки коротки! — Захар Игнатьевич скрестил свои удивительно короткопалые, зато широкие и, сразу видно, ухватистые ручонки на животе, обтянутом жилеткой. Из жилетного кармана свешивалась цепочка, по-видимому, от карманных, снова ставших приметой состоятельного мужчины часов. Судя по доходам телекомпании «Шестой глаз», цепочка должна быть из чистого золота. — На следующей неделе мы запускаем новое реалити-шоу. Реклама уже возымела действие, зрители с нетерпением ждут, присылают письма, эсэмэски и сообщения по электронной почте. «Лестничная клетка» — вот как называется наше шоу. Продюсер — Владимир Куракин. Представляете, Александр Борисович? Нет, ничего вы не представляете! Это будет бомба, настоящая атомная бомба в нашем телевидении! Простым людям надоело видеть конфетно-карамельные страсти специально отобранных знаменитостей под пальмами на песочке Багамских островов. У нас — все натуральное, все неподдельное! Снег, мусор, окурки, мат… ну, мат будем заглушать писком, все остальное — без купюр. Представьте, Александр Борисович: типичная лестничная площадка типичного дома в районе метро «Марьино», квартиры, которые населяют типичные люди. Мы отслеживаем жизнь трех семей. Одна — такая замечательная крепкая многодетная семья во главе с отцом — автомехаником и матерью — домохозяйкой; другая — родители с уровнем достатка выше среднего, оба работают, растят единственного сына, талантливого компьютерщика, который терпеть не может ходить в школу; третья — пенсионеры восьмидесяти лет, чьи взрослые дети уехали на постоянное место жительства в Израиль… Смысл в том, что это все типичные люди, которые проживают по соседству с нашими зрителями, и нашим зрителям всегда хотелось заглянуть в жизнь за типичной несгораемой дверью…

— Непременно посмотрю ваше шоу, Захар Игнатьевич. — Никаноров был так увлечен своим шоу, что, не будучи остановлен, мог бы проболтать о нем до следующего утра. — Но вам не кажется, что шоу «Неотразимая внешность» было сильным ходом со стороны «Радуги»?

— Да, безусловно, — склонил голову в знак признания Никаноров. Растительность на голове у него была такой же густой и черной, как на щеках и подбородке, но на макушке все-таки просвечивала точечная лысина, словно нарочно выбритая, напоминающая миниатюрную монашескую тонзурку. — Безусловно, они отлично использовали конъюнктуру, сумели привлечь к передаче известных людей. Ценю. Хвалю. Аплодирую. Особенно Мариночке Ковалевой, молодец девочка, мне нравятся талантливые продюсеры, даже когда они работают не на меня. Рейтинги «Радуги» одно время были очень высокими. Но, несмотря на это, я не могу отдать им пальму первенства: ведь они всего лишь скопировали американское шоу… не помню, как называлось, спросите их, они охотно сами вам скажут. Они — не первопроходцы! А мы пролагаем новые пути! К тому же популярность «Неотразимой внешности» снизилась…

— Из-за смерти Великанова? — попытался поймать его на слове Александр Борисович.

— Из-за Великанова? Нет, — пожал плечами Никаноров. Даже этот не слишком примечательный жест получился у этого гротескного человечка театральным, почти клоунским. — Естественное умирание зрительского интереса. Рано или поздно это случается. В зависимости от того, насколько работоспособна сама идея: ведь есть шоу-долгожители, знающие свои приливы и отливы… Я бы даже сказал, что гибель главного действующего лица способна оживить, так сказать, реанимировать этот интерес, но — ненадолго. Искусственно. Дальше все равно придется напрягать мозги, изобретать нечто новое. Обновлять шоу или создавать новое.