Лучше вам снова стать просто мистером Ричардсоном и мистером Стивенсоном, как на „Благоразумной Мэри“». Поэтому на все вопросы паромщика: издалека ли они идут, куда направляются, приходилось ли им бывать в Коннектикуте, офицеры отвечали односложно. Наконец парень сдался и ограничился тем, что движением сильных рук тянул их к берегу. Течение бурлило по бортам, иногда волна захлестывала на платформу. Кутаясь в кожаную армейскую куртку, в промокших сапогах, Нед впервые вдруг осознал, что такой отныне и будет их жизнь: подозревать каждого встречного, не забывать скрывать настоящее имя, отвечать на любые вопросы коротким «да», «нет» или молчанием. Долго сумеют они это вынести?

Они причалили к западному берегу и уплатили паромщику запрошенную цену: восемь пенсов за лошадь и по два за каждого пассажира. По настоянию Гукина в Виндзоре путники задерживаться не стали и в течение пары часов следовали по накатанной телегами тропе вдоль реки. Наконец часа в три дня они пересекли луг и оказались в предместьях Хартфорда. Поселение выглядело очень похожим на Кембридж, только было больше, и бревенчатые дома стояли гуще, теснясь на грязных улицах с побуревшими сугробами из слежавшегося снега. Из дверей никто не показывался. Ответвление от проложенной вдоль берега дороги повело их вверх по холму к обширному свободному пространству перед домом собраний, из которого доносились громкие звуки исполняемого псалма. Создавалось впечатление, что там собрался весь город.

– Вот бы нам к ним присоединиться! – воскликнул Уилл.

Гукин покачал головой:

– Слишком рискованно.

Он повел их прочь от дома собраний по узкой дороге к большому зданию на перекрестке. Принадлежало оно, по его словам, Уинтропу.

– У него есть еще ферма на побережье под Новым Лондоном, но бо́льшую часть времени он проводит здесь, занимаясь государственными делами. Надеюсь, что сегодня один из таких дней.

Устройство усадьбы было привычным: обнесенный забором участок в несколько акров с садом и загоном для скота, дом с двором и хозяйственными постройками. Гукин завел спутников в сарай, чтобы они ожидали не на виду. Пока он ходил проверить, кто дома, полковники в очередной раз расположились отдыхать на соломе в окружении дюжины коров. Нед стянул сапоги, снял чулки и попытался выжать их насухо. Ступни онемели.

– Ты не против, мой мальчик? – обратился он к зятю.

Уилл опустился перед ним на колени, стащил перчатки и стал массировать тестю ноги в стремлении немного их согреть.

Через некоторое время до них донеслись звук отпираемой калитки и девичьи голоса со двора. Оба офицера подошли к двери сарая и припали к щелям. Взрослая пара – мистер и миссис Уинтроп, надо полагать, – вернулась домой с пятью юными дочерьми, старшей из которых было лет пятнадцать. Все кутались в одежду от холода. Уинтроп пожимал руку Гукину. Что он говорит, расслышать не получалось. Потом он обнял гостя за плечи и повел к дому. Семья потянулась следом. Дверь закрылась.

Прошла, казалось, вечность. Свет дня начал меркнуть. В сарае сгущались сумерки. Нед натянул сырые чулки и сапоги и улегся на солому. Он закрыл глаза, но слишком устал, чтобы спать. Уилл стоял у двери. Спустя какое-то время Нед услышал его шепот: «Кто-то идет». Гофф прошел на середину сарая и помог тестю встать.

Нед еще отряхивал с куртки солому, когда вошел Гукин, а следом за ним плотного сложения мужчина лет пятидесяти с лампой в руке. Он поднял ее, осветив лица цареубийц, а заодно и свое: вытянутое, узкое, говорящее о недюжинном уме и проницательности. Крупный нос, кажущийся еще более мясистым в свете фонаря, сразу навел Неда на мысль о Кромвеле.

– Губернатор, позвольте вам представить Эдварда Уолли и Уильяма Гоффа, – сказал Гукин и обратился к полковникам. – Похоже, нет нужды притворяться, что вы не те, кем на самом деле являетесь.

Нед отметил, что Уинтроп не протянул им руку.

– Мы сожалеем, сэр, что поставили вас в такие условия.

Уинтроп не ответил, продолжая внимательно разглядывать их.

– Я изложил губернатору ситуацию, – сказал Гукин. Он нервно потирал ладони. – К несчастью, он не считает для вас возможным оставаться в Коннектикуте.

В отчаянии Уилл положил руку Неду на плечо.

Уинтроп поставил лампу и прокашлялся.

– Простите меня, джентльмены. Касайся риск только меня, я бы не колебался. Но на мне лежит ответственность за народ этой колонии. Многие тут сочувствуют вашему делу. Но даже так я не могу поручиться, что какой-нибудь иуда не польстится на награду в двести фунтов. В итоге мы навлечем на наши головы гнев английского правительства. Вы можете остаться здесь на ночь – Дэниел заверил меня, что никто в городе вас не видел, – но с рассветом должны уйти. Мне жаль.

– Уйти? – переспросил Нед недоуменно. – Уйти куда?

– Вот в этом вся соль, – вмешался Гукин. – Губернатор предлагает Нью-Хейвен.

– И как далеко он расположен?

– Еще сорок миль.

Уилл застонал.

– Почему в Нью-Хейвене для нас будет безопаснее, чем в Коннектикуте? – поинтересовался Нед.

– Это независимая колония, основанная двадцать лет назад на принципах, взятых строго из Писания, – сказал Уинтроп. – Ее обитатели не признают власти короля. Говоря точнее, они никакой власти не признают, кроме Бога. Я знаком с тамошним священником, Джоном Девенпортом. Мне в любом случае нужно послать ему лекарства. Я договорюсь с человеком из местных, чтобы проводил вас.

Уилл удивленно повернулся к Гукину:

– Вы не идете с нами, Дэн?

– Я дорогу не так хорошо знаю. – Гукин выглядел смущенным. – К тому же я обещал Мэри вернуться через две недели домой. Со здешним проводником вы будете в надежных руках, поверьте.

Уинтроп не пригласил их ночевать в дом, но вернулся с хлебом, сыром, пивом, одеялами и лампой. Гукин, хотя его и звали в гости, отказался и остался с полковниками, отклонив все попытки его переубедить.

– Я до сего дня делил с вами все трудности. И не оставлю вас до конца, – сказал он.

Уилл предложил им поразмышлять над текстом из Евангелия от Матфея, глава 6: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, и не жнут, и не собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их».

В последний раз улеглись они все трое вместе, для тепла. Двое других уснули быстро, но Нед с час или больше лежал с открытыми глазами. Хотя Уинтропу он не сказал, но Джон Девенпорт был ему известен по меньшей мере по репутации. Сестра Неда Джейн много лет прожила в тамошней колонии. Ее муж, Уильям Хук, состоял при Девенпорте помощником. И хотя слова она подбирала осторожно, а сам Хук неизменно отзывался о преподобном как об истинном человеке Божьем, он