Значит, мне не показалось.

– Крови достаточно много. Кто-то упал на гвоздь. Споткнулся в темноте, – говорит мне Дима, когда подходит. – Я сейчас схожу домой за нормальным фонариком и всё хорошенько тут осмотрю. Ты можешь идти спать, здесь никого нет.

Его озабоченный и настороженный вид пугает меня.

– Как спать? Нужно найти того, кто упал. Вряд ли он далеко ушел. Может быть, он на лестнице умирает?

– В любом случае я схожу за фонариком и дальше с этим разберусь. Пошли, я тебя провожу домой.

– Я пойду его искать с тобой.

– Зачем, я сам справлюсь. Меня учили находить и оказывать первую помощь. А тебе лучше идти домой. Я тебе всё расскажу утром.

– Да хватит меня домой отправлять.

– Оля, ты много мёртвых бомжей видела?

– Ни одного.

– Поверь мне, ты точно не хочешь этого видеть. Я найду того, кто здесь был, и помогу ему, если ещё не поздно. Оля, ты молодец, но игрушки кончились. Пошли.

Я разрешаю ему взять меня под руку и отвести домой.

У двери я останавливаюсь и говорю.

– Он там, внизу. Нельзя терять время. Кот не просто так орал.

И прежде, чем Дима успевает меня остановить, я начинаю спускаться с лестницы. Я потом много раз пыталась понять, зачем я с таким упорством хотела сама найти этого беднягу. Мне хочется верить, что я не сумасшедшая. Но в такие моменты я привыкла верить себе. И если нутро ведет меня на поиски мертвого бомжа, значит, мне это надо.

Мне не страшно. Я в состоянии аффекта. Адреналин в моей крови превысил допустимую норму и отрубил страх и здравый смысл. В первый раз днём и одной было страшнее в тысячу раз идти по этой лестнице. Дима обгоняет меня с фонариком и больше не пытается меня остановить. Даже такого света хватает, чтоб увидеть капли крови на ступеньках.

– Иди за мной. И без самодеятельности, – говорит Дима, когда мы проходим второй этаж.

Я уже слышу кота, он не только мяукает, но и скребет когтями по металлической двери.

– Стой.

– Стою.

– Он здесь.

– Живой?

– Я пока не понял.

– Можешь взять фонарик в руки и посветить мне?

– Могу.

Я подхожу к Диме и останавливаюсь на последней ступеньке. Он пристально смотрит мне в глаза и молча передает фонарик. И пропадает в темноте.

– Свети сюда, – тут же слышу я от двери.

Я остаюсь стоять на ступеньке и направляю луч фонаря в сторону Димы.

Первое, что я вижу, – это кровь. Мне кажется, что её слишком много. Гораздо больше, чем может поместиться в человеке такого размера. Я не могу разглядеть его, Дима закрывает его от меня своей спиной, пытаясь прощупать пульс на шее у мужчины.

Потом он встает, достает телефон и начинает звонить.

– Алло! Участковый Рыбкин, пришлите машину. Мужчина, открытая травма головы. Потерял много крови. Пульс прощупывается слабо. Без сознания. Запишите адрес.

Пока Дима говорит, я могу разглядеть раненого. Я подхожу ближе и вижу не только кровь. Мужчина сидит на бетонном полу и спиной опирается о металлическую дверь. Седые волосы торчат в разные стороны, а седая борода почернела от засохшей крови. Тёмное, видавшее виды пальто расстегнуто на груди. Чёрные ботинки на толстой подошве перетянуты скотчем в двух местах. Некогда белый шарф сейчас алый от крови и прижат рукой к голове.

Я внимательно рассматриваю его, мне кажется, что для бомжа он слишком опрятный и не воняет. Дима уходит встречать скорую, а я быстро снимаю майку из-под кофты и пытаюсь прижать к ране вместо кровавого шарфа.

Когда моя рука прикасается к его руке, чтоб убрать пропитанный кровью шарф, он открывает глаза. Пара добрых глаз и кривая ухмылка на кровавом лице производят неизгладимое впечатление.

Я от неожиданности вскрикиваю, роняю на бетонный пол фонарик, который тут же разбивается.

И я остаюсь в темноте.

Бомж начинает то ли кашлять, то ли смеяться, пока я ищу в кармане свой телефон и включаю на нем фонарик.

Вой сирены скорой, разрывает тишину ночи.

– Александр Сергеевич, разрешите представиться! А как вас зовут, моя прекрасная спасительница? – говорит он, а потом опять закрывает глаза.

Я слышу топот ног с двух сторон. Дима бежит сверху, а медики со стороны улицы. Все, что происходит дальше, происходит очень быстро. Но через пять минут я стою в тишине одна у помойки, и только кот трется о мои ноги. А вдалеке слышится удаляющийся звук сирены скорой.

– Пойдем, с ним всё будет хорошо. Благодаря тебе он будет жить, – это говорит Дима, который закрыл ворота, закрыл чёрную лестницу и теперь пришел за мной.

– Куда его повезли?

– В Александровскую больницу.

– Он же без документов, его, наверное, быстро выгонят.

– Почему без документов – паспорт был в кармане пиджака. Оля, он не бомж, у него есть паспорт и прописка. И даже какие-то деньги я видел, когда паспорт доставал.

– А почему тогда этот не бомж живет у нас на чердаке?

– Вот это я узнаю завтра. Точнее уже сегодня. Мне на работу через три часа.

– Завтра же воскресенье?

– У меня дежурство.

Мы заходим в подъезд. Я останавливаюсь на втором этаже, но иду не к Диме, а в наш элитный сорокаметровый туалет. На днях там появился электрический бойлер. Мне очень хочется смыть кровь со своих рук. Я бы с радостью залезла в душ, но эти прелести комфортной жизни мне пока не доступны. Но уже есть горячая вода, и я несказанно рада этому.

Я долго умываюсь, а когда выхожу, Дима стоит на лестнице и ждёт меня.

– Я заварил чай, и у меня есть коньяк, Борька не всё, оказывается, выпил.

– Да я, наверное, без чая обойдусь, я устала.

– Ну уж нет. Пойдем. Тебе просто необходимо выпить и выговориться.

Я послушно иду на Димину кухню, но где-то на середине пути он меня заворачивает в свою комнату.

Я не удивляюсь, что он живёт в такой же комнате, что и я. Только у него она с перегородкой в виде шкафа и с бо́льшим количеством мебели.

Камин, очень похожий на мой, растоплен, и перед ним стоят кресло и маленький столик. Я сажусь, а у меня в руках оказываются кружка с чаем и рюмка с коньяком.

– Пей залпом.

Дима приносит из-за шкафа стул и садится с другой стороны от столика. Как только моя рюмка оказывается пустой, он тут же её наполняет ещё раз.

– А почему ты сам не пьёшь?

– Мне на работу через три часа.

– А, точно, я забыла!

– А зачем тогда меня поишь?