Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой собеседник кивнул. Я вспомнил ещё один вопрос:
— Да, кстати, что вы знаете про «Абиссинскую Школу Познания»?
— Практически ничего… ничего, — кивнул Маккелен, затушил сигару и убрал в чехол. — Это неприятная организация, вносящая дисбалланс в мировую систему, фактически, террористы, и другие мои коллеги работают над тем, чтобы избавиться от её членов. Собственно — это всё, что я хотел донести вам. Что вами интересуется «Центр Треугольника» и по какой-то причине оберегает вас. Как вижу, вы об этом и так знаете.
— Думаю да, — кивнул я. — Более того, я могу поделиться с вами тем, что не знаю достоверно их целей. Так что не думаю, что ваша информация может являться платой, но — что поделать. Скажите, сэр, вы сказали, что выступаете парламентёром также и с «Восточной Кликой»?
— Скажем так… мои ближайшие коллеги выступают. А что?
— Могу я рассчитывать на вас, что вы донесёте правдивую информацию обо мне? Мне хотелось бы удостовериться, что вы вынесли из общения со мной, что я не представляю угрозы. Меня не интересует ни приписываемое мне желание уничтожить мир, ни какие-то подрывные действия. Конфликт, касающийся разрушенного мной бункера, как я понимаю, давно улажен. Всё, что я делаю — делаю во благо Общества, страны, своей семьи и себя самого. И, в общем-то, устойчивого развития мира.
— Я готов вам поверить, — кивнул Маккелен. — Ещё раз благодарю вас за работу.
Я предложил финальное рукопожатие, увидев, как к нам уже несётся со всех ног Тимофей. Мы разъехались на разных машинах — моих пациентов увезли куда-то в гостиницу.
Я перекусил в аэропорту и уже ждал посадки. Из-за драконов на Камчатке прямого до Владивостока не было, и приходилось лететь на древнем геликоптере до стыковочного аэропорта на острове Святого Лаврентия. Впереди было минимум ещё три пересадки — со Святого Лаврентия до Якутска, оттуда до Иркутска или до Ачинска, оттуда до Верх-Исетка, и уже затем до Москвы. Чёртовы винтовые двигатели самолётов! После работы на истощение всё чаще клонило в сон, но лишь мысли о возможной встрече с Нинелью Кирилловной придавали бодрости.
Хотя ни звонков, ни писем всё ещё не было. Зато уже перед самым взлётом раздался звонок по зашифрованной линии. Звонил Примаков.
Глава 26
— Благодарю вас, Эльдар Матвеевич. Мне уже сообщили, что всё прошло успешно. Я уже запустил процедуру оплаты, и к тому моменту, как вы появитесь в Москве — на ваш счёт должны будут поступить сто тысяч рублей за фронтовую медицину.
— Благодарю, но не стоит — мы уже обсуждали это.
— Не скромничайте. Кроме того, чтобы не лететь на перекладных, я дал координаты одному нашему… брату. Он вылетает до Верх-Исетска на личном самолёте и сделает небольшой крюк, чтобы забрать вас.
— Как я найду его?
— Я не буду сейчас озвучивать его номер — но ваш он сказал, что знает. Зовут Андреем.
— Спасибо, Евгений Максимович!
— И, да, Эльдар Матвеевич… Помните, что я сказал вам про любовь и дипломатию? Успехов вам.
Перелёт в «летающей маршрутке» с полу-сидячими местами выдался жутким. Три часа с жутким грохотом, от которого не спасали истёртые замызганные наушники, вонь соседних пассажиров — как один, мрачных работяг, не то нефтяников, не то рыбаков, летящих куда-то на заработки в Баренцево Море. Я уже ждал-не дождался, чтобы оказаться в личном самолёте — несмотря на свой статус и статус отца, с бизнес-джетами я в этом мире я ещё не сталкивался.
Мы приземлились затемно, на посадочной площадке небольшого острова дул ледяной ветер. Места были негостеприимными, но наконец-то я был дома — в метрополии Российской Империи, на самом дальнем её рубеже. Стоило мне сойти с трапа, как телефон озарился надписью «Добро пожаловать въ сеть Луороветланскаго Края!», а затем раздался телефон с местного номера.
— Дарик! Это дядя Андрей. Чего ж ты так долго. Дуй в сторону здания аэропорта, а затем поверни к самолётику направо. Мы дозаправку заканчиваем, через пять минут взлёт.
Дарик? Дядя Андрей? Благо — я был налегке, поэтому «дунуть» получилось, хотя столь панибратского обращения я не понял. Запыхавшись, я прошёл через ограждение и добежал до бизнес-джета: он оказался достаточно странной формы, в виде приплюснутой пули со здоровенным винтом позади корпуса. Рядом стоял пилот и несколько техников, пилот даже не спросил, правильно ли я лезу. Внутри оказалось просторно, но вот пахло… пахло прямо скажем — отвратительно.
С двух задних кресел доносился женский смех, затем поднялся тучноватый пожилой мужчина, вздёрнувший брови от удивления. И тут же стиснул меня в объятиях.
— Дарик! Племяш! Вот мы и встретились.
Теперь стало ясно, что за крюк совершил самолёт. Передо мной был Андрей Петрович Капица, мой четвеюродный дядя, говорящий с Драконами. А вторым человеком в салоне оказалась Амелия, показушно отдавшая мне честь.
— Салют. Никак от тебя не отделаюсь.
Перелёт получился интересный, хоть и «с душком». Амелия сопровождала ценный груз — драконий безоар, он же — драконий янтарь. Это был особый продукт жизнедеятельности драконов, лежащий в кормовом отсеке: метрового размера спрессованная отрыгнутая шерсть и шкуры их жертв. Он обладал высоким, правда, быстро падающим при переносе объёме аккумулированных кейтов. Я вспомнил, что он был в конспектах, которые я заучил нейропрограммером на курсах. Везли его в Императорский Научно-Исследовательский Институт по Силознанию, филиал которого располагался в полу-секретном городе Лесном на Урале. Вторым сопровождающим от Курьерской Службы был пилот самолёта.
Сама Амелия заметно прихрамывала. Сказала, что это её первое задание после той перестрелки. Что ступню сшивали по частям, помогали и обычные врачи, и пара лекарей, но уже две недели, как ходит сама, без костылей.
Больше, конечно, расспрашивали меня. Поскольку люди были все, вроде как, свои — рассказал в подробностях, не стал лишь рассказывать про последние махинации с человеком из Лиги. Затем кресла превратились в уютные кровати, первой улеглась Амелия, а Андрей Петрович решил перекинуться парой слов.
— Значит, ты в курсе теперь, что за профессия у нас с твоим отцом?
— В курсе, дядя Андрей.
— У Амелии, как мне сказали, не вполне здоровые отношения с этим, знаешь, драконопоклонничество всё это, на грани. Мне отец писал пару недель назад. Сказал, что ты слышал нашего парня на Курилах, так что начальный дар, скорее всего — есть. Если есть какие-то вопросы по навыку — самое время их задать.
— Ох, вопросов прилично. Но, скорее, не про навык. У меня есть один вопрос к драконам, касающийся судьбы человека. Девочки. Есть подозрение, что они могут знать. Отец сказал, что они не скажут.
Андрей Петрович хрипло посмеялся.
— Ты знаешь, я всего пару раз был с твоим отцом на заданиях, хоть и помню его с пелёнок. У нас разница, почитай, тридцать лет. Я понял одно — твой папаша отличный собеседник для драконов, и тот факт, что он убедил Акаманта лететь рожать на Камчатку — тому подтверждение. Но он до сих пор боится.
Он сделал многозначительную паузу.
— В каком смысле — боится?
— В прямом. Он боится говорить лишнего. Ну, или стесняется, может. Общество всегда пишет нам методичку о том, как вести разговор. А драконам чаще всего хочется поговорить на отвлечённые темы. Это не в укор твоему отцу. Когда я был молодым и только раскрыл навык — вид летающей горы в паре десятков метров от тебя тоже вызывал непреодолимое желание… пардон за французский, ссыкануть в штаны.
— Попрошу! Я уверен, что отец не…
— В фигуральном смысле, конечно. Я и не говорю, что страх психологический — физиологический страх нормален, это животный инстинкт. Речь про некоторую зажатость в диалогах и боязнь переступить через некоторые внутренние правила и ограничения. Мой тебе совет — езжай к драконам и спроси их. Спроси о всём, что хочешь. Случаев, когда они съедали своих собеседников — я не припомню, максимум — просто насмехались, прекращали общение и улетали. Сбив с ног ударной волной.
— Спасибо за совет.
— А теперь — марш спать.
Выспался я шикарно. Лететь было комфортно, но вот скорость транспортного средства оставляла желать лучшего — летели вдвое медленнее магистральных самолётов. Мы сделали всего одну дозаправку ночью в Иркутске, когда мне пришло несколько писем — от мамы, что ждёт в гости в мой день рождения, от Корнея Кучина, где сообщил, что поставил на моё возвращение десять тысяч рублей, а также от Сида, трёхдневной