Николай и Лайза выбежали первыми, я обогнала Бориса с дядей Саней, но по коридору мы, все равно, промчались достаточно компактной группой. Спустившись по короткой, всего несколько ступенек, лестнице, толкаясь, ввалились в открытую дверь, из-за которой продолжали нестись отчаянные, захлебывающиеся крики.

Это был вовсе не подвал. Это был гараж – просторный, чистый и очень хорошо освещенный. В ярком свете ламп, я увидела испуганно вжавшуюся в угол, по детски закрывающую глаза ладонями, Вику и Антона, раскинувшегося на полу, совсем рядом с грязными колесами машины.

Лучше бы в этом гараже было темно!

Антон лежал на спине, раскинув руки – левая ладонь была раскрыта, а правая крепко сжата в кулак. Точнее, лежал человек в одежде Антона, с такой же фигурой и волосами. Лица у него не было – только страшное, кровавое месиво. Рядом валялся топор. И всюду кровь, очень много крови. Стены гаража качнулись, но чья-то рука тут же подхватила меня.

– Давай я тебя отсюда выведу, – заботливо предложил Борька.

– Да, – я слабо кивнула. От этого простого движения, голова моя закружилась еще сильнее.

За моей спиной, громко и тревожно спросила Мария:

– Что? Что там?

– Пустите! Да пустите же меня! – Алла растолкала всех и тоже увидела Антона. На секунду она замерла, потом всхлипнула и сделала шаг вперед.

– Антошенька! Антошенька, милый мой, что с тобой сделали!

Борька, отпустив меня, попробовал задержать Аллу, но безуспешно. Она сделала еще шажочек и опустилась на колени около разбитой головы. Провела пальцами по слипшимся от крови волосам и вдруг заголосила – жалобно и безнадежно. Вика бросилась к ней, присела рядом, обняв Аллу за плечи, тоже что-то причитая.

Лайза, наоборот, отодвинулась к стене и, непрерывно и мелко крестясь бормотала непонятную молитву. По щекам ее текли слезы. Мария, остановилась, не подходя к Антону. Бледная до синевы, она не плакала: смотрела на тело мужа, на рыдающих девушек и кусала губы.

– Часа четыре прошло, не меньше, – голос дяди Сани донесся откуда-то издалека. Господи, ему-то откуда знать? Тоже, эксперт нашелся!

Николай, не глядя по сторонам, дошел до гаражных ворот и, дрожащими руками, начал дергать щеколду небольшой, вырезанной в створке ворот дверцы. Не знаю почему, но я двинулась ему на помощь. Впрочем, пока я добрела, Николай справился. Распахнул дверцу и, споткнувшись о высокий металлический порог, вывалился во двор. Стоя на четвереньках, он жадно хватал ртом воздух, потом, вдруг, замотав головой, захватил обеими руками полную горсть снега, прижал ее к лицу.

Честно скажу, я не помню, как тоже оказалась во дворе. И тоже сразу опустилась на снег – ноги не держали совершенно. Господи, куда я попала? Поехала, называется, с одноклассником, отпраздновать рождество! И я еще, дура, шутила: «Надеюсь, до убийства дело не дойдет». Дошутилась, идиотка! Сначала Евгений, потом Антон… да тут какой-то маньяк орудует, не иначе!

– Ты видела? – невыразительным, безжизненным голосом спросил Николай.

– Господи! – я вздрогнула. Совсем забыла, что он рядом.

– Не понимаю, – Николай поднял руки, посмотрел на свои дрожащие пальцы и сжал их в кулаки. – Не понимаю. Антон… его-то за что? Кому он мешал?

– Это ты у меня спрашиваешь? – голос слушался плохо и поэтому, вместо внушительного, строгого вопроса, получился не слишком внятный лепет.

– У тебя! – он неожиданно поднялся и смотрел теперь на меня сверху вниз.

Поза была явно угрожающая и я поняла, что сейчас Николай меня ударит. А я в таком раскисшем состоянии, что не то что защититься, я даже рукой шевельнуть не могу. Но почему? Он что, подозревает меня? Что это я Антона убила? А может, и Евгения заодно? Бред какой-то! Что вообще, за придурки здесь собрались! Сначала Алла со своими домыслами, теперь Николай. Нашли, называется, киллера-профессионала!

Злость придала мне сил и я сумела подняться и посмотреть ему в лицо. Теперь, когда мы стояли глаза в глаза, Николай уже не казался таким грозным.

– Запомни, Коля, – отчеканила я. – Я здесь человек посторонний. Вчера приехала – завтра уеду и, надеюсь, ни с кем из вас, кроме Борьки, никогда больше не увижусь. А вот ваша милая компания пауков еще долго будет разбираться кто тут кого больше хотел сожрать!

– Ты… – голос его дрогнул. – Ты не смеешь обвинять.

– Это почему?

– Потому, что я не знаю, кто ты такая!

Господи, его взгляд был полон ненависти! Он ненавидел меня искренне, винил во всех, произошедших бедах! И почему? Потому что я была ему незнакома? Чужая? Неожиданный всплеск первобытных чувств – если не член племени, чужой, значит потенциальный враг. Нет, не потенциальный, просто враг. Без лишних рассуждений и комментариев. У меня по спине побежали мурашки.

– Ритка, ты сума сошла! – руки Бориса выдернули меня из сугроба (а я и не заметила, что стою почти по колено в снегу!). – Разве можно, раздетая, на мороз! Не хватало, чтобы ты воспаление легких подхватила!

Милый Борька! В свете того, что здесь за последние сутки произошло, воспаление легких – это не угроза! Это так, легкое развлечение среди мрачной действительности.

Борька на руках пронес меня через гараж и поставил на ноги только в коридоре. Спросил с беспокойством:

– Ну, ты как? Очухалась?

– Да, – кивнула я. – Спасибо большое, мне уже гораздо лучше.

Я выговаривала слова старательно, словно со стороны слыша, как все сильнее дрожит мой голос, понимая, что, как ни стараюсь держать себя в руках, все равно не выдержу и сейчас сорвусь в истерику. Почему-то мне казалось очень важным закончить фразу. Хорошо бы еще успеть повернуться и, сохраняя остатки достоинства, удалиться, но увы, на это рассчитывать уже не приходилось. Собственно, я и договорить не сумела, захлебнувшись рыданиями на последнем слове. Борис тяжело вздохнул и притянул меня к себе.

Мимо прошла Лайза, побрела по коридору, низко опустив голову. Я постояла еще немного, уткнувшись лицом Борьке в плечо, всхлипнула пару раз, потом, сделав над собой усилие, отстранилась.

– Все, Боря. Действительно, все. Ты иди туда, помоги… там Алла, Вика. А мне сейчас лучше одной побыть. Отдышаться.

– Ну смотри, Морковка, – он вгляделся в мое лицо, покачал головой. – Однако, и видок у тебя! Краше в гроб кладут.

– Умеешь ты, Маркин, порадовать девушку комплиментом, – мой судорожный смех был больше похож на кудахтание больной курицы.

Не выношу, когда меня видят в подобном раздрызганном состоянии. Педагогическая привычка: в любой ситуации, учитель должен оставаться собранным, подтянутым и спокойным. Так что зрители, пусть даже искренне сочувствующие, мне сейчас вовсе не нужны. Мне бы наоборот, спрятаться сейчас куда-нибудь, забиться в щель поглубже, да потемнее. Почти машинально, я отступила назад и неожиданно оказалась в довольно глубокой нише – это было нечто, вроде открытой кладовки. Я махнула Борьке рукой: