и объявляла себя актрисой, ищущей работу. Иногда они предъявляли рекомендательные письма от такой-то или такой-то репертуарной труппы или рецензии на спектакли, аккуратно вырезанные из мелких местных газет. Хотя сам мистер Браунли был родом из Манчестера, к этим девушкам он относился со снисходительным отвращением. «Толстые ноги и дремучий акцент, – говорил он. – Я не могу выпустить таких замухрышек на лондонскую сцену». Однако мистер Браунли был мастером убеждения. «Если бы вы появились вчера, – разливался он перед очередной замухрышкой, – в «Олд Вике» как раз была роль, которая подошла бы для вас идеально. Я уверен, что скоро появится что-то еще, а пока суд да дело…» После чего удрученная бедняжка отправлялась по определенному адресу на Уолкерс-Корт, где ей предстояло терпеть унижения, пока она не осознает свою ошибку и не вернется обратно к себе в захолустье, где выйдет замуж за Билли, Дика или Артура и поселится с мужем в свободной комнате в доме его родителей. Этот печальный круговорот, собственно, и держал на плаву бизнес мистера Браунли. Текучка «кадров» была постоянной, поток юных провинциалок не иссякал. В верхнем ящике рабочего стола я держала большую коробку с бумажными носовыми платками.

И все-таки впервые в жизни у меня было чувство, что я нашла свое место в мире. Я перестала быть невидимкой. Я зарабатывала деньги своим трудом. Это не значит, что я стала нормально функционирующим членом общества, но поскольку все до единого клиенты мистера Браунли были, скажем так, несколько своеобразными, я отлично вписалась в эту компанию.

По вечерам я продолжала сидеть с папой в гостиной, но мне надоело читать всю эту чушь, что печатают в женских журналах. Мне казалось, что я могу написать что-то получше. Или хотя бы попробовать. Я стала делать маленькие словесные зарисовки о людях, с которыми сталкивалась на работе. Потом купила новую тетрадь и в течение нескольких дней, уединившись у себя в комнате после ужина, сочиняла рассказ, ставший моим единственным литературным триумфом: «Теплый прием». Его главная героиня, Айрис Чалмерс, работала секретаршей в театральном агентстве, и действие строилось на ее связях с мужчинами, обращавшимися в агентство на постоянной основе. Вот начало рассказа:

Айрис Чалмерс была не из тех девушек, которые довольствуются тем, что дают. Ее мама всегда говорила: «Пока будешь ждать принца, упустишь свое простое женское счастье». Но Айрис не собиралась довольствоваться простым женским счастьем. Нет, ей нужен принц и только принц. И однажды мужчина ее мечты вошел прямо в Театральное агентство Браунстоуна, где Айрис работала секретаршей. Его звали Ральф Констебль. Высокий, статный красавец, и к тому же богатый. Но вот незадача: он был непоправимо женат.

Я написала рассказ за три вечера, полностью погрузившись в драматические переживания Айрис Чалмерс (она всегда попадала в какой-нибудь переплет). Я перепечатала рукопись на работе, в минуты затишья, пряча тетрадь под столом на коленях, чтобы мистер Браунли ничего не заметил и не поинтересовался, чем я таким занимаюсь. Отпечатанные страницы отправила почтой в редакцию «Женского журнала». Ответа не было несколько недель. Я почти и забыла обо всей этой затее, но однажды вечером, вернувшись с работы, обнаружила на столике в прихожей конверт, адресованный на мой писательский псевдоним. В конверте была моя рукопись и письмо от некоей миссис Патриции Ившем, в котором она сообщала, что, хотя мой рассказ очень даже неплохо написан и, вероятно, придется по вкусу читательницам «Женского журнала», редакция не возьмет его для публикации в его нынешнем виде. Они не могут, продолжала она, напечатать в журнале рассказ, героиня которого так легко и небрежно вступает в связь с женатым мужчиной. Однако если я внесу правки, обозначенные в рукописи, редакция пересмотрит свое решение и рассказ все-таки будет опубликован. «Очень даже неплохо написан» – это была наивысшая похвала, о которой я даже не смела мечтать. Также я испытала тайный восторг при одной только мысли, что моя героиня оказалась слишком порочной для читательниц «Женского журнала». Сразу после ужина я уселась за исправление своих ошибок. Ральф Констебль стал молодым вдовцом. Айрис избавилась от распутных мыслей и замашек, неподобающих истинной леди. Даже если у меня и возникало смутное ощущение, что я поступаюсь собственным «художественным видением», оно прошло сразу, как только рассказ приняли к публикации. Чек на два фунта стал достаточной компенсацией за отказ от изначального замысла.

В последующие недели я сочинила еще несколько рассказов. Я была уверена, что, когда «Теплый прием» выйдет в свет, меня завалят всевозможными предложениями, и мне хотелось заранее подготовиться. Я видела, как прогрессирует мое писательское мастерство. Я отказалась от витиеватого стиля моего первого опуса в пользу более сдержанного, более литературного изложения. Я размышляла над каждым абзацем, а не неслась сломя голову от одной сцены к другой. Я наделяла своих персонажей богатой внутренней жизнью, надеясь, что читатель прочувствует сложность созданных мною характеров. Я убедила себя, что мне суждено стать Нэнси Митфорд [14] своего поколения.

В тот четверг, когда вышел номер с «Теплым приемом», я едва дождалась обеденного перерыва и помчалась к газетному киоску на Чаринг-Кросс-роуд покупать журнал. Я стояла на тротуаре у входа и перелистывала страницы. Иллюстрация была довольно вульгарной: Айрис в до неприличия короткой юбке сидела за секретарским столом, вызывающе положив ногу на ногу, что совершенно не соответствовало ее описанию в рассказе, – но даже эта вольность не убавила радости от того, что мое сочинение попало в печать. Мне казалось невероятным, что вот я стою посреди тротуара с журналом в руках, а прохожие даже не знают, что они идут мимо знаменитой писательницы. В некоторой растерянности я вернулась в киоск и купила еще три экземпляра журнала. Продавец ничего не сказал, но я сочла нужным ему пояснить:

– В этом номере напечатали мой рассказ.

Продавец равнодушно пожал плечами.

– С вас все равно девять шиллингов, барышня.

Тогда я не знала, что это будет зенитом моей литературной карьеры. Следующие несколько дней я напрасно ждала шквала писем от восторженных читателей и заманчивых предложений от разных издательств. Еще через неделю, в обеденный перерыв, я пришла в главный офис редакции «Женского журнала» на Рассел-сквер. Секретарша в приемной, девушка лет двадцати, любезно спросила, чем она может быть полезна. Я объяснила ей ситуацию. Возможно, сказала я, мой адрес был указан неправильно. Она сделала вид, будто просматривает стопку писем. Для меня не было ничего. Однако я не упала духом, отпечатала на машинке несколько своих новых рассказов и разослала их в разные журналы. Все они были возвращены в