— Ни то, ни другое не пью. И водку твою не буду. Оставлю для какой-нибудь вечеринки. Друзья оценят.

— Будешь пиво?

— Как истинная немка.

Тут по дому разнесся звонок — приехал курьер.

С пивом и пиццей они расположились в гостиной. Фоном включили музыкальный канал с современными композициями, а то от ретро оба устали. Бетти принесла семейный альбом. Не Клауса — свой. К удивлению Бориса, она оказалась нефотогеничной. Очаровательная в жизни, на снимках девушка походила на обезьянку.

— Страшненькая я, да? — усмехнулась она и сделала добрый глоток пива.

— Не скажу. Но в жизни ты значительно привлекательнее.

— На сайте знакомств я не пользовалась бы популярностью.

— Зато, если бы познакомилась там с достойным мужчиной, он был бы приятно удивлен тебе, настоящей. Бетти, ты очень красивая девушка.

— Красивая твоя Фати.

— Она уже не моя.

— Хорошо, — покладисто согласилась Бетти. Она немного захмелела от темного «Гиннесса». — Твоя не твоя, Фати — красивая. Даша тоже. А я миленькая.

— Нужно уметь принимать комплименты, Бетти.

— Никогда не научусь, — отмахнулась она. — Знаю, что нравлюсь мужчинам, но недоумеваю — почему?

— В тебе есть огонь.

— Вот и Клаус так говорил. Но мне не понять, что это значит…

Он знал, но не мог объяснить. Если бы стихи писал, у него получилось бы, но программисты не созданы для поэзии. Борис — совершенно точно, но он может чувствовать и транслировать свое внутреннее состояние. Именно поэтому Боря ничего не сказал, но сделал… Он поцеловал Бетти.

Она удивилась, но не отпрянула. Чуть вздрогнула, напряглась на миг, но в следующий подалась вперед, обвила шею Бориса руками, и он почувствовал ТОТ САМЫЙ ОГОНЬ. Бетти оказалась не просто страстной. Она давала тепло, обволакивала своей энергией, а не обжигала…

Боря заключил ее в объятия и вспомнил слова Либе о их с Клаусом детской любви. Она сравнивала ее с костерком, который может потухнуть, если его не закрыть от ветра. И когда они сцепляли ладошки, ей казалось, что ощущается тепло. Боря, обняв Бетти, испытал то же чувство. Она — его костерок, и он готов защитить ее от невзгод.

— У меня в руке пицца, — хихикнула она. — И я испачкаю ею тебя.

— Дай!

Она протянула кусок, от которого откусила треть. Боря заглотил его, а потом облизал ее пальцы.

— Теперь не отвлекаемся на ерунду, — сказал он и опрокинул Бетти на диван.

***

Бетти уснула первой. Они все еще находились в гостиной — доедали остывшую пиццу, болтали, смеялись, целовались. Она сидела на Бориных коленях, потом легла, положила на них голову, закрыла глаза и засопела. Теплый воздух, что она выдыхала, приятно щекотал его голое пузо.

Боря решил отнести девушку в кровать. Но сам он, как ни странно, спать не хотел совсем, поэтому прихватил дневник Либе, который дочитал только до половины, поднял Элизабет на руки и направился к лестнице. Она что-то пробормотала и ткнулась носом в его шею. Теперь теплое дыхание щекотало ее.

Боря поднялся на второй этаж, уложил Бетти в кровать и накрыл одеялом. Сам он сел у окна, за которым шелестели листья клена. Он чуть поднял раму, чтобы слышать лучше и вдыхать аромат влажной после дождя земли, прелой травы…

Того октября, который так обожала Либе.

***

Убийца был рад тому, что закончился дождь. Он навевал уныние.

В жизни и так мало радости, а тут еще эта мрачность, влажность, раздражающее кап-кап по крышам и подоконникам.

Еще его бесило то, что жертва никак не хочет умирать. Сидит себе, болтает, активно жестикулируя, а должен бы упасть на спину, скрючиться и онеметь. Фридрих Хайнц не заставил себя долго ждать. Он умер меньше чем за минуту.

Но то дряхлый дед, а сейчас жертва молодая, свежая, здоровая. И убивают ее несколько иначе. Старик через табак смерть принял, а тот, кому уготован мучительный конец, не курит. Пришлось импровизировать…

— Что-то мне нехорошо, — порывисто выдохнула жертва, схватившись за грудь.

— А ты приляг, — подсказал убийца. — Погода такая, что скачет давление.

— Нет, оно тут ни при чем… У меня сердце заходится.

— Странно…

И это действительно было так. Главный орган отказывал одним из последних.

Жертва упала на спину, замерла, будто ее покрыли жидким азотом, и тело заледенело.

— Ты… — просипела жертва. — Ты меня… убиваешь? — это последнее, что она могла произнести.

И услышала в ответ:

— Прости. Я не со зла.

Прошлое.

Не могу сказать, что я не жила полной жизнью, находясь в разлуке с Клаусом.

Первое время, да, страдала ужасно. Ждала писем. Те, что приходили, зачитывала до дыр. Много плакала. Плохо училась. Почти не улыбалась. Мучилась мигренями. В неограниченных количествах поглощала шоколад. Жирела, чем беспокоила маму. Решив, что я беременна, она отвела меня к гинекологу. Тот успокоил, сообщив о том, что я нетронута. Тогда я мысленно поблагодарила Клауса за его благородство и дальнозоркость.

Летом меня отправили в Артек. Там я воспряла духом, похудела, загорела и обзавелась новым другом Захаром. Он тоже был сыном военного, жил в Москве, и мы отлично ладили. По возвращении домой продолжили общение, к огромной радости мамы. Но не только я ничего не испытывала к парню, но и он ко мне. Захар тоже был влюблен, но безнадежно — в артистку Клару Лучко.

Мы дружили с ним до тех пор, пока Захара не отправили в армию. Я в то же время поступила в МГИМО, естественно, на кафедру немецкого языка.

Я легко училась, веселилась, знакомилась с новыми людьми, в том числе с парнями. Некоторым даже позволяла за мной ухаживать. У женщины должны быть поклонники. Цветы, комплименты, флирт — это необходимо ей, как вода цветку, иначе завянет. И я, хоть и не давала никому надежды, не отшивала тех, кто был мне симпатичен.

Был среди них один, кто по-настоящему зацепил. Его звали Суреном. Очевидно, меня тянуло на кавказских мужчин (если вспомнить Алмаза), а этому представителю армянского народа не было равных. Лучший студент, красавец, спортсмен. За ним бегали все девочки и некоторые преподавательницы. А я — нет, поэтому, наверное, он и остановил свой выбор на мне.

Мы проводили много времени вместе и, по мнению большинства, идеально друг другу подходили. Внешне совершенно точно. Даже я не могла этого не замечать: он большой, сильный, как-никак штангист, жгучий, говорливый, смешливый, а я худенькая, белокожая, спокойная. Сурен, как потом оказалось, рассматривал меня в качестве будущей супруги, поэтому и вел себя со мной по-джентльменски. И мне нравилось это, как и многое в нем. Не скажу, что я влюбилась, но увлеклась.