– Разреши мясо брать, господин посол. Кушать надо. Завтра оно порченым совсем будет, сегодня брать надо, на огне печь.

А ведь он прав. Еды у них если и не в обрез, то и не слишком много. Посему, раз уж так все вышло и чужое несчастье помогло, мяса следовало набрать впрок, причем как можно больше. Чересчур жирно будет все оставлять стервятникам. Существовало лишь одно затруднение – японцы мяса не едят. Артем не знал, насколько крепки они в этом убеждении, ему как-то не представлялось возможности проверить их на сей предмет.

Сказав китайцу, чтобы тот начинал заготавливать мясо, Артем направился к Хидейоши. Бывший чиновник сиккэна стоял смурнее ночных ураганных туч, задумчиво глядя сквозь всех и вся. Нетрудно было догадаться, какие думы одолевали самурая.

На сообщение о том, что им всем придется питаться мясом или голодать, Хидеойши, к удивлению Артема, отреагировал вполне адекватно:

– Я понимаю. Военный поход – не место для соблюдения чистоты. Когда вернемся, нам придется пройти обряд очищения.

Как все оказалось просто!

«Ну да, – вспомнил Артем. – Они же всегда совершают этот свой обряд очищения, когда возвращаются с ратных дел, потому как там оскверняют себя если не одним, так другим. Просто на сей раз его придется совершать дольше и с большим рвением. Ну и слава Будде, что хоть с едой проблем не будет».

– Это ты зря, Хидейоши, поход-то у нас не военный. И надеюсь, таким он не станет.

Хидейоши помотал головой:

– Не знаю, где мы находимся, Ямомото-сан, но здесь идет война. Только во время войны уничтожают всех без разбору. Мне не хочется впутываться в чужую войну.

– Да ладно, какая война! Какая-нибудь месть одного рода другому. Вон идет айн, надеюсь, он нам сейчас расскажет, что тут произошло.

Айн возвращался не с пустыми руками. Артем, одним глазом следивший за дикарем, заметил, что тот стаскивал с обломков стрел наконечники, кажется, даже сдирал оперение, а затем заворачивал все это в обрывок тряпицы, поднятой с земли. Но, похоже, ни одной целой стрелы он так и не нашел.

– Я смотрю, ты обулся, Косам?

На корабле дикарь еще мог оставаться босым, однако шлепать босиком по степи – занятие не самое правильное, поэтому Садато выделил айну пару таби из своих запасов. Все же лучше, чем ничего, хотя и полноценной обувью эти шлепанцы считать не приходилось. А теперь на айне были меховые невысокие сапожки мехом наружу.

– Мертвым обувь ни к чему, – сказал айн. – Их было десяток без одного, господин.

– Тех, кто напал и убивал?

– Да. Все верховые. Лошади без подков. Лошади другие, не такие, как у нас.

Ясно, что он имел в виду лошадей айнов.

– Что значит «не такие»? – спросил Артем.

– Меньше. Ничего другого я о них не знаю. Они пришли оттуда. – Он показал в сторону, противоположную той, где вдали виднелись горы. – Туда же потом и ушли. Сперва убивали стрелами, потом мечами. Все свои стрелы они выдернули из убитых и забрали с собой. Они потеряли одного.

– Как ты это узнал? – не выдержал Хидейоши.

– Его волокли по земле к лошадям. Там, где он лежал, натекла большая лужа. Потеряв столько крови, нельзя остаться в живых. Потом его привязали к лошади и увезли. Капли крови тянутся за следами копыт. На лошади, к которой его привязали, больше никто не сидел. Значит, это не пленный, это убитый. – Айн закрыл глаза и провел перед ними ладонью.

Наверное, таким жестом он привык показывать мертвецов.

– Они были здесь недолго, господин. Убили, сожгли и ушли. Если взяли что-то с собой, то не тяжелое. Это все, господин. Нам лучше с ними не встречаться. У них луки, у нас – нет. Нас перестреляют издали.

– Это верно. С такими ребятами нам лучше не встречаться. Лучше бы нам встречаться с людьми мирными, добрыми-предобрыми. Надеюсь, в этих краях такие тоже водятся. Ладно, уходим. Вылазка признана неудачной, возвращаемся к морю. Два часа идем, потом заночуем. Не по соседству же с трупами нам ночевать.

Их костер был виден на многие версты окрест. Да и как может быть иначе, когда кругом открытое пространство? Однако те люди, которые истребили кочевье, имели предостаточно времени, чтобы убраться подальше, туда, откуда костер не увидишь. Путникам оставалось надеяться на то, что свое время они понапрасну не теряли и убрались так далеко, как от них и требовалось.

Костер удался. В кочевье нашлось не только достаточное количество хвороста, но и несколько мешков с катышами сухого навоза, разумеется, заготовленного кочевниками как топливо, для чего же еще? На этом добре в котле, прихваченном из кочевья, и была сварена густая похлебка из баранины. Японцы довольствовались бульоном, приправленным сушеными водорослями, и рисом, а все мясо досталось китайским морякам и господину послу, ясное дело.

Обглодав мосол и бросив кость в угли, над которыми сейчас жарилась баранья туша, Артем понял, что места в брюхе больше ни на что уже не осталось. Что ж, заправку калориями следовало признать удачной. Как нередко бывает после переедания, господин посол впал в состояние несколько туповатой, но приятной расслабленности, когда не хочется ни двигаться, ни думать.

От углей сейчас исходил неплохой жар, и уж по крайней мере за тот бок, каким ты был повернут к костру, можно было не беспокоиться – не замерзнет. На всю ночь жара, конечно, не хватит, но дрова еще оставались. Так что ночь они должны пережить более-менее сносно.

А ночь грозила быть холодной. Ночь опустилась внезапно, будто занавес рухнул. Так же внезапно и быстро стало холодать. Если перед самым заходом солнца было градусов десять тепла, никак не меньше, то сейчас температура плясала уже около нуля. К утру и в самом деле можно было дождаться заморозков. Садато раздал всем циновки, которые можно было подстелить под себя, и распределил тряпье и шкуры, прихваченные в кочевье. Люди, завернутые в эти несуразные обрывки, будут выглядеть форменными бродягами, а не членами императорского посольства. Хорошо лишь то, что любоваться на них тут будет некому, кроме разве что степной живности, страдающей бессонницей.

За котел, циновки и прочие бытовые удобства всем им следовало благодарить в первую очередь Садато. Самурай как-то незаметно взял на себя обязанности старшины в их небольшом подразделении. Ну что ж, оно и верно. Если господин посол занимается глобальными стратегическими вопросами, то должен найтись тот, кто станет заниматься вопросами повседневного походного быта. А у каждого порядочного старшины, как известно, должен быть молодой боец, которого следует наставлять и воспитывать. Садато выбрал себе в молодые бойцы Ёсимунэ. Самурай теперь не оставлял мальца без дела, нагружая его то одним, то другим и грозно покрикивая, когда тот, по его мнению, отлынивал или недостаточно старался. Вдобавок к этому Садато всю дорогу втолковывал мальцу положения самурайской морали.

Тут имелся и еще один нюанс. Согласно японским представления о жизни, общественное устройство должно быть пронизано связями оя – ко, то бишь покровитель – подопечный. Оно должно стоять на них, как мост – на сваях. У каждого человека должен быть учитель, который возьмет на себя ответственность за судьбу ученика, направит и поведет его по жизни. Возможно, то, что парнишкой никто не занимался, что тот был предоставлен сам себе, возмущало самурайскую сущность Садато, и он решил взвалить воспитание мальца на себя, сделать из сына лесоруба настоящего самурая, вылепить, как говорится, из сырой глины. Потом еще, глядишь, и усыновит[24].