кадет-киевлян находятся на «Вотане»; было сразу же решено, чтобы ему перебраться к ним. Оба судна разделяли 5–6 метров пропасти, через которую был переброшен трап. Сначала перекинули вещевой мешок, но английский матрос бросил его обратно, что-то процедив сквозь зубы. Тогда решили выждать темноты; мостки оставили на ночь, так как погрузка угля была не закончена. И с наступлением темноты благополучно, хоть и с риском слететь в море, Латышев перебежал по качавшимся мосткам и присоединился к брату и к кадетам.

Скатившись в трюм, он нашел в угольной яме своих товарищей-кадет, отогревавших руки у электрических лампочек. Большой люк был открыт, и ледяной ветер гулял по трюму. Кадеты кучками, греясь друг о друга, лежали прямо на железном полу или подгребали под себя уголь, все были вымазаны, голодны и крепко мерзли. С ними не было никого из воспитателей корпуса, никто не знал, куда их повезут и где выгрузят. Тут же в углу трюма, в английской шинели и кое-как прикрытый кадетскими одеялами, лежал офицер, которого кадеты единодушно признавали своим начальником и относились к нему с большим уважением и заботой. Это был много раз раненный и еще не оправившийся от ран офицер-доброволец, почти не встававший со своего жесткого ложа. Кое-как проведя ночь в угле и на железе, утром увидели, что подходят к какому-то пароходу, выглядевшему, по сравнению с угольщиком, как нарядная яхта для прогулок. Это был болгарский пароход «Царь Фердинанд»; перебросив трапы, англичане сразу же перевели на него кадет.

Здесь их поместили тоже в трюме, но в болгарском сене, куда все с удовольствием зарылись. Здесь уже находились чины Гражданского управления Одесского военного округа, судебные власти и др. Все они были уютно устроены, с запасами галет, консервов и прочих богатств. Тут кадетам пришлось проявить самоуправство и завладеть несколькими ящиками с галетами и консервами, так как никто не подумал поделиться с ними едой. Так прошли еще двое суток; в море разыгрался шторм, и пароход сильно качало. Лишь на третьи сутки, к полудню, вошли в порт города Варны и с нетерпением стали ожидать высадки. Но вместо этого им объявили карантин и вывесили желтый флаг.

На следующий день на молу появился русский полковник, одетый в форму мирного времени. Он обратился к кадетам, стоявшим у борта, и сказал, что он был в Киевском корпусе помощником инспектора классов, что он займется ими и что скоро их выгрузят. И действительно, не прошло и двух дней, как кадеты строем, с песнями, промаршировали к их новому становищу, школе Св. Лаврентия. Там они устроили свое жилье, сдвинув в углы школьные парты и расстелив солому. Из этой школы их водили разгружать консервы, и они ежедневно строем, с пением «Соловья» и с подсвистом, шагали в народную столовую и приучались к балканской пище с фасолью. Полковник Протопопов, как звали их неожиданного попечителя, продолжал заниматься их судьбой.

В Варне они пробыли около двух месяцев, и, наконец, их погрузили в поезд и повезли через Софию в Белград. Там они прожили некоторое время в оставленных санитарных бараках за военным госпиталем. Затем их снова погрузили в поезд, соединив со старшими кадетами-киевлянами, привезенными из Панчева, и повезли в Хорватию, в город Сисак, в 40 километрах от Загреба, где разместили в военных казармах. Постепенно туда стали прибывать другие кадеты, воспитатели и преподаватели, стали медленно налаживаться порядок и дисциплина. С назначением генерала Адамовича директором Сводного Русского кадетского корпуса, остатки всех трех корпусов в Сисаке и в Панчеве стали кадрами одного военно-учебного заведения, которое в июне 1920 года было объединено и устроено в Сараеве.

Одесские и полоцкие кадеты, оставшиеся в Панчеве, в помещении школы, жили в примитивных условиях, лишенных каких-либо удобств: места было мало, комнаты были переполнены, кровати стояли даже в коридорах, помещения скудно освещались карбидом, есть приходилось из котелков, сидя на кроватях. У входа в школу каждое утро появлялись разносчики, и кадеты покупали у них молоко, маленькие булочки «кифли» и другую еду. Кое-какие деньги у многих водились, так как ухитрялись продавать остатки белья и одежды. При помощи нашего военного агента, генерала Артамонова[128], были получены гимнастерки и брюки, обмотки и серые шинели солдатского сукна. Ежедневно делались занятия, но не было ни книг, ни тетрадей. Но несмотря на бедность во всем, и даже в питании, в младшие классы были приняты новички, а также прибыло несколько кадет других корпусов, в том числе три серба, бывшие кадетами в России: Сумского корпуса Др. Живкович и Р. Адамович, и Нижегородского – Вл. Петкович. Один из новичков, Клемантович, скоро утонул, купаясь в Тамише, и тело его нашли только через несколько дней. Эта первая смерть маленького кадета на чужбине очень всех опечалила, и ее долго не могли забыть.

После всего пережитого, после почти поголовного участия в Гражданской войне кадетская среда переживала глубокий нравственный кризис, который выразился, к сожалению, в упадке дисциплины и в неспособности быстро втянуться в размеренную жизнь и в занятия, даже в тех скромных размерах, которые существовали в Панчеве. Поэтому, когда в Панчево прибыл генерал Адамович, назначенный 10 марта 1920 года директором корпуса, и когда с первых же дней он начал применять резкие и суровые меры, в кадетской среде родилась такая же резкая реакция, которая выразилась в ряде очень прискорбных событий. Генерал Адамович ответил на них исключением из корпуса «генерала выпуска» и этим еще больше накалил атмосферу.

После целого ряда событий 23 кадета 1-й роты заявили о своем желании быть отправленными в Крым, на что разрешения не последовало. В Панчево приезжал военный агент, генерал Артамонов, и долго беседовал с кадетами, уговаривая их отказаться от желания уехать, но они продолжали упорствовать. Наконец, для них было получено разрешение, и они уехали. Оставшиеся вызывались по одному человеку в канцелярию и должны были отвечать на вопрос генерала Адамовича: хотят ли учиться и подчиняться корпусным порядкам или же нет? Все оставшиеся ответили утвердительно, и тогда постепенно стало наступать успокоение.

Через некоторое время стало известно, что корпусу предоставлено удобное помещение в городе Сараево и что всех скоро туда отправят.

В то время, когда происходили описанные события, никому из тех, кто покинул Одессу морским путем, не была известна судьба большей части кадет и чинов персонала Одесского корпуса, не попавшей в порт и оставшейся в корпусном здании. Описанию этой судьбы посвящена следующая глава.

А. Росселевич[129]

Отход одесского кадетского корпуса на румынскую границу в 1920 году[130]