Сразу после инструктажа меня отвезли за город, на центральный аэродром, закреплённый за разведуправлением. Отсюда стартовали разведывательные миссии на территорию врага: беспилотные аэростаты, гибридные аппараты с возвращаемым модулем камеры, высотные разведчики и даже перехватчики собственной системы ПВО.

Хозяйство было огромным: особо охраняемая территория началась километров за десять до первого КПП. Число взлётно-посадочных полос я даже не пытался считать, да это и не имело смысла, при такой номенклатуре самых разных летательных аппаратов.

Меня поселили на отшибе, в изолированном помещении, предназначенном для лётчиков. Я был единственным постояльцем. Причём, похоже, штатных офицеров части переселили прямо перед моим приездом: кое-где оставались забытые мелочи, вроде местного аналога игральных карт. Перед отъездом мне не дали возможности собрать собственные вещи, зато тут, на месте, тыловая служба оказалась на высоте. В шкафчике у кровати я обнаружил три полных комплекта сменного белья моего размера и туалетные принадлежности.

Меня держали в полной изоляции. Даже ужин привезли два молчаливых солдата. Они накрыли на стол прямо в моей комнате, потом вернулись через полчаса и убрали за собой. Такие порядки были мне непривычны, но возмущаться не приходилось. Почему-то мне не хотелось иметь дело с военной полицией и разными дисциплинарными комиссиями. По крайней мере, до тех пор, пока есть шанс на исполнение нашего плана.

На следующий день, сразу после завтрака, начались занятия по теории полётов и тренировки. Поскольку мне предстояло пилотировать планёр, крайне простой в управлении, полноценной лётной подготовки мне не полагалось. Здешние эксперты по подготовке считали, что достаточно недели для того, чтобы в достаточной степени овладеть необходимыми навыками. Лично у меня на этот счёт были большие сомнения — но, опять же, я предпочёл держать своё мнение при себе.

Для тренировок использовался обычный планёр. Без хитроумном прозрачной оболочки и мускульного движителя. Даже без кислородных аппаратов.

Аппарат в управлении действительно оказался довольно простым. Я сразу смекнул, что полагаться следует больше на собственные ощущения воздушного потока, чем на теорию. И оказался прав. Уже после десятка полётов я ощущал механические крылья продолжением собственного тела. И на аттестации мне присвоили высший балл.

Я ждал очередной встречи с Даниилом. Надеялся, что у него получится повидаться со мной до вылета на миссию. Мне было важно знать, что подготовка идёт по плану; что имеет смысл стараться и цепляться за жизнь во что бы то ни стало.

Но он не появился. Ни в первый день, ни на десятый, когда мы уже начали ждать подходящую погоду для миссии.

Впрочем, он нашёл способ передать сообщение. Правда, я не сразу сообразил — очень уж необычным был способ коммуникации. Ближе к концу обучения я заметил, что немного изменился способ подачи блюд, но не придал этому большого значения. Подумал, что просто команда вестовых поменялась, поэтому начали по-другому размещать приборы и тарелки. И только на третий день меня вдруг осенило, что бумажные салфетки издалека немного напоминают российский герб. Это едва ли было случайностью — чтобы сложить их так относительно других столовых предметов, требовалась определённая сноровка.

Наконец, пришла безветренная облачная ночь. Уже вечером ко мне в расположение пожаловал начальник базы. Сообщил, что пилот буксира уже готов, ожидает в кабине. Запросил моей формальной готовности к миссии. Конечно, я подтвердил эту готовность. И уже через четверть часа армейский внедорожник доставил меня в замаскированный бункер, где находился прозрачный аппарат.

Я лично провёл предполётный осмотр. Тщательно проверил все крепления и тяги. Не забыл про кислородное оборудование и систему обогрева комбинезона. Всё было в норме.

Буксир стартовал без толкачей. На случай, если вдруг где-то у горизонта дежурят вражеские разведчики — чтобы не засекли вылет. Поэтому взлёт и набор высоты были долгими и немного нудными.

Мы расширяющейся спиралью поднимались над аэродромом. В облаках начало заметно трясти, и я с тревогой прислушивался к скрипам и стонам в крыльях. Достаточно ли прочный этот экспериментальный материал?.. испытания вроде подтверждали характеристики, но в реальных боевых миссиях такие аппараты пока не участвовали. Ещё я опасался обледенения. На маленьком планёре от него не было никакой защиты. Поэтому оставалось надеяться, что слой облаков не слишком мощный.

Наконец, облака остались внизу. Это произошло мгновенно — словно покрывало сдёрнули. Хлоп — и над головой миллиарды звёзд, складывающихся в незнакомые созвездия.

Мы продолжали двигаться по спирали. И только набрав значительную высоту, когда я уже вынужден был перейти на кислородное дыхание, двинулись в сторону линии фронта.

Холодало. Но я старался до последнего экономить резерв химических грелок — полёт предстоял неблизкий. Чем дальше мне удастся забраться за линию фронта, тем больше шансов на успешное выполнение миссии.

Когда кисти рук и кончики стоп уже начали терять чувствительность несмотря на то, что я их непрерывно массировал и разминал, буксировщик расцепил фал.

Лишённый тяги, планёр провалился вниз; в желудке привычно защекотало. Я направил нос аппарата вниз, увеличивая скорость. Вместе со скоростью возросла и подъемная сила. Аппарат стабилизировался.

Я сориентировался по компасу и скорректировал курс. Навигационное оборудование планёра было крайне скудным — кроме космоса имелся примитивный жидкостной авиагоризонт. Конечно, ни о каких гироскопах не могло быть и речи. Впрочем, и этот прибор мог быть крайне полезен при полёте в условиях ограниченной видимости. Например, в облаках.

Кстати, об облаках. Сразу за горами, которые мне предстояло преодолеть, возвышался огромный облачный столб, то и дело озаряемый сполохами молний. Метеорологи допускали такой вариант погоды — с моря дул тёплый бриз, который, упираясь в горы, создавал разницу давлений, вызывающий в этом районе частые ночные грозы.

Неприятно. Придётся идти в обход — а это потеря резерва высоты. Можно было выпустить винт и попытаться выиграть расстояние, но на этой высоте вреда от этого действия могло быть больше, чем пользы. Следовала сначала снизиться хотя бы до пяти тысяч метров. То есть, горы нужно преодолеть за счёт имеющегося запаса высоты. Без вариантов.

И мне это благополучно удалось. Главный хребет я перемахнул на удивление удачно, почти не потеряв высоту. Уже было расслабился, думая, как вернуться к намеченному маршруту, обойдя грозу южнее. Но именно в этот момент я друг почувствовал, как проваливаюсь. Сходные ощущения испытываешь, когда пассажирский лайнер попадает в воздушную яму.

Альтиметра на борту не было. Даже барометр отсутствовал, так что потерю высоты оценить было очень затруднительно. Но, судя по ощущениям, снижался я пугающе быстро.

При этом ветер всё так же гудел в крыльях, планер отлично слушался. Значит, по крайней мере, снижения скорости не произошло. Возможно, я попал в локальный нисходящий поток, который затягивался грозой в область низкого давления.