Во время интервью Штефан Квандт также выразил глубокое сожаление о том, «что люди, подневольно работавшие на предприятиях Квандта, погибли». Когда разговор зашел о принуждении к труду и недостаточном питании заключенных концлагеря в Штёкене, он обратил внимание на то, что целью его деда не было «умерщвление людей».

Фактически оценка Штефана Квандта верна. Разумеется, при этом он руководствовался чувством сопричастности, глубокой связи со своей семьей («Прошлое деда навсегда в моем сердце, ведь я его внук»). Потому он явно упустил из виду тот факт, что его дед в течение 12 лет занимался промышленным производством всевозможных средств уничтожения для нужд преступного режима и его наступательных войн. В одной только Mauser, дочерней компании DWM, было произведено более 10 миллионов короткоствольных винтовок (карабинов) типа Mauser 98k. Они являлись стандартным оружием вермахта и, без сомнения, применялись именно для умерщвления людей.

Несмотря на множество порочащих деда свидетельств, Штефан Квандт не захотел менять название здания центрального офиса своей империи, которое носит имя Гюнтера Квандта. «Мы не можем и не хотим стирать имя Гюнтера Квандта из истории. Мы будем помнить как о его светлых, так и о темных сторонах. Все остальное слишком просто», – заявил он. Также Квандт не стал упразднять медиапремию, носящую имя его отца. Он согласен с тем, что Герберт Квандт участвовал в преступной системе использования подневольного труда. Однако, по его мнению, тот временной промежуток слишком мал, «чтобы делать выводы о личности на основании поступков. Тем более тогда он находился в тени своего отца».

Второй участнице интервью, Габриэле Квандт, было столь же непросто дистанцироваться от своих предков, как и ее двоюродному брату. «Разрыв между реальностью и нашими представлениями оказался огромным и болезненным, – сказала она. – Гюнтер Квандт – наш дедушка. Было бы нам лучше, если бы у нас был другой дедушка? Наверное, правильнее будет сказать, что мы хотели бы, чтобы он был другим». Габриэле отметила, что ее сильно взволновала судьба подневольных работников, которых эксплуатировали на предприятиях Квандта. «Конечно, когда видишь это, слышишь об этом и представляешь это себе, становится просто страшно, – сказала она. – Стыдно».

Штефана Квандта спросили и о высказывании Свена, потребовавшего забыть о нацистском прошлом семьи, на камеру телеканала NDR. Штефан так прокомментировал слова кузена: «Я не думаю, что наступит время, когда мы могли бы сказать, что больше не должны вспоминать о временах национал-социализма, не должны думать о том, что же произошло, анализировать события. Однако верно и то, что эту страну не могут определять лишь 12 лет нацизма».

В интервью семья объявила о намерении оказать финансовую поддержку Центру документации нацистского принудительного труда в Берлине. В Шеневайде находятся два барака, в которых когда-то жили подневольные работники компании Petrix. Один из них будет переоборудован под центр встреч с молодежью, а другой будет использоваться для проведения выставок и семинаров на тему подневольного труда. Кроме того, Квандты планировали финансировать дальнейшие исследования подневольного труда.

Одним из тех, кто с большим интересом прочитал интервью с наследниками Квандта, был Карл-Хайнц Герлах. В прошлом он руководил отделом по работе с налогами в Gunther-Quandt-Haus и до сих пор чувствует причастность к делам семьи. Герлах внимательно изучил исследование Шольтюзека и раскритиковал его. Он осудил историка за голословное утверждение о том, что состояние Квандтов увеличилось благодаря нацизму и войне. С точки зрения Герлаха, выявить правду можно, лишь сравнив справки и налоговые декларации до– и послевоенного времени и не забыв вычесть из записанного в них имущества все долги. Эксперт по налогам отметил: «Доказательства того, что после войны Квандты стали богаче, чем были до нее, не могут быть предоставлены, поскольку произошло прямо противоположное».

Герлах написал статью, в которой подробно разъяснил свои выводы. После ее публикации во Frankfurter Allgemeine Zeitung (FAZ) Шольтюзек публично заявил, что вместе с коллегой, специалистом по истории экономики, проверил данные из налоговой отчетности за 1930-е годы, однако они «едва ли заслуживают доверия». Гюнтер Квандт мастерски скрывал собственность и прибыль, поэтому эти цифры «нельзя назвать достоверными».

Шольтюзек наставивал на выводах, к которым пришел в результате исследования: вопрос о том, было ли Квандту выгодно эксплуатировать подневольный труд, «не имеет количественного ответа». В этой связи его работа разочаровала и заказчиков, которые хотели бы получить ясный ответ. «Мы бы действительно хотели знать точно», – сказала Габриэле Квандт в интервью изданию Zeit. «Его ответ нас не удовлетворил», – прокомментировал Штефан Квандт.

Все эти споры говорят лишь об одном: до сих пор у нас нет документальных сведений о том, увеличили ли Квандты свое состояние во времена нацистов, и если да, то насколько, а также как на это повлияло использование подневольного труда. При этом абсолютно очевидно, что во времена гитлеровской диктатуры Гюнтер Квандт испробовал почти все средства, стремясь увеличить свое состояние, а также власть в деловом сообществе. То, что поражение Германии в войне перечеркнуло все его планы, не снимает с него моральной вины.

Квандт, разумеется, рассчитывал на полную победу немцев. В результате поражения он потерял часть своего имущества, в том числе текстильную фабрику своего отца и деда, находившуюся теперь в советской зоне оккупации. С другой стороны, у него остались значительные производственные активы и акции предприятий в Западной Германии, что обеспечило ему и его сыновьям неплохую стартовую позицию для начала бизнеса уже в послевоенной Германии. Таким могли похвастаться очень немногие люди в стране.

Профинансировав исторический анализ нацистского прошлого своей семьи, дав интервью и сделав пятимиллионное пожертвование на памятники подневольным работникам в Берлине, наследники Квандта сумели хотя бы частично избавиться от тени позора, брошенной на них предками. Тот факт, что они так поздно решились на это, конечно же, связан еще и с тем, что представители четвертого поколения предпринимателей едва ли имели возможность поговорить со старшими родственниками о временах нацистов. Сюзанне Клаттен и Штефану Квандту было 20 и 16 лет, когда умер их отец Герберт Квандт. Своего деда Гюнтера Квандта они даже не знали.

Между тем их предки – и лично, и с помощью наемных писателей – в течение многих лет пытались фальсифицировать историю. Ныне известно, что Гюнтер Квандт своими высказываниями и письменными свидетельствами намеренно создал огромный массив ложной, вводящей в заблуждение информации о временах нацистов. В своих мемуарах он представил себя противником нацизма. Его сыновья прекрасно знали о том, что это неправда. Тем не менее в 1961 году именно они занимались печатью и распространением данных мемуаров. По случаю семидесятилетия Герберт Квандт поручил историку и экономисту Вильгельму Тройе написать его биографию. В ней деятельность Квандтов во времена Третьего рейха оказалась приуменьшена