В конце концов, я не сказала неправду, но это не было и полной правдой.

Я запуталась еще сильнее. Одно было ясно: я стану женой Иеронимуса Фертейнского и постараюсь не попадаться на глаза королю, хотя бы до свадьбы!

Но представлять короля, когда меня ласкает Рони, я буду всему свету назло.

День свадьбы подобрался незаметно.

Я смотрела в зеркало и не узнавала в золотоволосой красавице себя.

Прохладный атлас белого платья скользил по моему телу. Узкий корсаж, пышная юбка, небольшой вырез ворота. Руки обнажены ниже локтей. Я потрогала кружевные перчатки, поправила цветы на фате, надела перчатки и покружилась по комнате. Туфельки на небольшом каблучке были идеальными, как и весь наряд.

Я могла бы быть невыносимо счастлива сегодня, если бы… но сейчас мне было все равно.

Только сомнительным казалось, что Авликая, пообещавшая мне короля в мужья, осветит наш союз с Иеронимусом.

Ну, посмотрим.

Няня, прибежавшая за мной, поправила складки платья, локоны, украшения и потащила меня во дворик, подложила подушечку на сиденье, пожелала, чтоб меня хранила Авликая, и убежала, чтобы сесть в другой экипаж.

В трех каретах мы отправились за город, в храм Авликаи.

Жених ехал во второй карете, я с отцом — в первой, где-то там были король и моя няня. Я настояла на том, чтобы гостей не было.

Зачем гости в такой трудный, даже страшный день?

Драконы мерно взмахивали крыльями, приближая нас к храму Авликаи и к ее ответу нам. Неудивительно, если Авликая скажет «нет».

Белый, черный и серебристый ящеры были очень красивы в лучах утреннего солнца, а все три белоснежные кареты блестели лаком.

Черные башни храма вырастали из небольшой рощицы лакбудов. Черный камень и алые листья создавали волшебное впечатление. Нереальное. Сказочное. Я подумала, что здесь и сейчас произойдет чудо. И я стану женой другого… некроманта!

Я выскользнула, поправляя белое платье, Рони в белом костюме и белом плаще подал мне руку. Король тоже был в белом. Даже мой отец надел белый костюм.

«Белая свадьба», — зашептали собравшиеся вокруг храма горожане.

«… темного мага», — ветром прошелестело вокруг.

Мы медленно вошли в храм все вместе.

Я огляделась: одиннадцать черных колонн, олицетворявших темную богиню, магические желтоватые огни под черным потолком, яркая мозайка на полу и бледные витражи — столичный храм Авликаи был очень красив.

Одиннадцать жрецов в черных плащах откинули капюшоны. Это были красивые юноши, похожие на девушек, с серьгами в ушах, с роскошными колье на груди, с перстнями на пальцах. Юноши радужно сияли украшениями и были немного подкрашены: губы — алым, глаза подведены синим.

Когда появился главный жрец в маске и без украшений, церемония началась.

Нас опутали блестящими заклинаниями, над нами произносили непонятные слова, нас о чем-то спрашивали.

Я впала в странное оцепенение: язык не слушался, и вместо «да» я покивала, уставившись на все черные колонны, из которых, по моему мнению, должна была выйти темная богиня, чтобы уличить меня в обмане и подмене.

Но церемония прошла быстро, красиво и без всяких потрясений.

Мы вышли из храма мужем и женой, перевязанные заклинаниями счастья и долголетия.

Все было кончено.

Я улыбалась так, что заболели губы, кивала, как кукла, на поздравления и пожелания, и только полный горечи взгляд короля немного облегчил мне тяжелый путь к карете.

Я ступала по белым цветам, которые набросали для нас, как по раскаленным углям.

Рони и я сели в одну карету.

Мой муж поцеловал меня, заглянул в глаза, шепнул:

— Все будет хорошо, жена, — и взмахнул рукой.

Драконы поднялись в воздух.

Мне на колени, обтянутые белым атласом, упал алый лист лакбуда, а потом внутренность кареты взорвалась сотнями тысяч заклинаний и проклятий. Карета впереди и карета позади полыхнули изнутри. Я потеряла сознание.

Когда я очнулась, мое белое платье стало ало-коричневым от свежей и засохшей крови. Даже кружевные перчатки пропитались кровью и присохли к коже. Но когда бледные перепуганные служанки отодрали от меня окровавленный атлас и кружево, платье пришлось разрезать на полосы, на мне не нашли ни одной царапины. Девушки натянули на меня какое-то платье, закрепили волосы, подняв их вверх.

Канцлер, не глядя на меня, быстро проговорил, что Рони пропал, сиденье залито кровью. Но кровь Иеронимуса, не моя.

— Только бы его не подняли, — повторял канцлер, пока помогал мне дойти до той части дворца, в которой целители работали над ранами и ожогами короля и моего отца, — только бы его не подняли.

— То есть вы будете довольны, что Иеронимус мертв? Вам не по нраву его посмертие? — прошипела я, вырвав ладонь из его руки.

Канцлер посмотрел на меня невидящим взглядом:

— Иеронимус — очень сильный маг, если ему устроят посмертие, нам всем не сдобровать, — тихо произнес он, вводя меня в первую комнату, где суетились целители. — Тем более я догадываюсь, кому он понадобился. И с ней Иеронимус превратится в чудовище.

— Но многие профессора Университета Некромантии — некроманты в посмертии, — возмутилась я.

— Все дело в душеприказчике, для них это проректор, разумный и сильный маг, а с ней… — канцлер поморщился, не договаривая.

— С ней? С королевой? — спросила я, и, не слушая ответ канцлера, бросилась к отцу, потом к королю.

Оба были без сознания в разных комнатах.

Я выпросила целителей разрешения подержать за руку сначала отца, потом Дэви.

Но от этого мне стало только хуже.

Это были чуть теплые руки еще не остывших мертвецов. Сердца едва бились, ресницы чуть трепетали. Пока ничего нельзя было сказать. Раны и ожоги от заклинаний и проклятий были страшными.

Авликая наказала меня за мой дурацкий побег из дома.

За то, что я любила Деви, а сказала «да» Иеронимусу.

За все и сразу!

Рони.

Где он?

Что с ним?

Я металась между комнатами отца и короля и понимала, что сейчас сойду с ума от ужаса и боли, что я предала Иеронимуса, что не знаю, кто я такая? Что они постарадали из-за меня! Все! Все, кого я так сильно, так нежно любила.

Ночью я смогла задремать только сидя рядом с отцом, вцепившись в его ладонь и положив голову рядом с его боком на кровать.

Лучше бы я не спала!

Мне приснился Рони.